ходила в порванных чулках, и они довольствовались хлебом и сыром, потому что надо было еще расплачиваться за новую партию товара. Только по обострившейся болезни Даниэль мог понять, что она переживает и страдает за него. Она с радостью выполняла все его желания до того, как он успевал высказать их, слушала его, когда ему хотелось выговориться.
В постели Аделаида всегда принимала его с готовностью. Ни плохое самочувствие, ни усталость не мешали ей отвечать на его ласки. У нее была стройная фигура, небольшая грудь, которую Даниэль любил сжимать, целиком обхватывая ладонью, пока его член входил в ее узкое неглубокое лоно. Ее раскинутые ноги подрагивали, руки обнимали его за талию, глаза были закрыты, а с приоткрытых губ доносились едва слышные стоны. Ей не хватало опыта и страсти, но Даниэлю нравилось смотреть, как ее нижняя губа чуть дергалась, а лоб слегка напрягался, когда его член рвался в ее глубины и упирался в ее дно, чтобы потом метнуться обратно.
Даниэль старался не кончать в жену, он не был уверен, что сможет достойно обеспечивать детей, дать им образование. Ему требовалось время, чтобы наладить свои дела, а тогда можно было бы подумать и о потомстве. Аделаида не спорила с ним, к тому же со временем ее все чаще беспокоили приступы, когда ей становилось тяжело дышать.
Через некоторое время они вышли на своей станции, где их ждал экипаж, привезший их в родовое гнездо семьи Брейнер.
Хозяин дома встретил их невероятно радушно. И хотя в его облике, манерах, речи явно читалась гордость наследника старинного состоятельного рода, он был мягок и вежлив. Даниэля и Аделаиду проводили в просторную комнату на втором этаже, обставленную старинной мебелью, с восхитительным видом на высокие горы.
Около девяти вечера они спустились в обеденную залу, где их ждал хозяин и его жена, которую он всем представил, как «моя Катрина».
За ужином Натан и Даниэль сначала вспомнили своих родителей, бывших братом и сестрой. Их пути разошлись, когда мать Даниэль вышла замуж за француза, и они поселились в Женеве, а потом уехали в Англию, когда новоиспеченный супруг промотал свои деньги и деньги жены, и его стали разыскивать кредиторы. Тогда-то дороги двух семейств разошлись на долгие годы.
— Но ты все равно остаешься Брейнером, кузен, — сказал в заключении Натан, поднимая бокал, — и твои дети так же будут Брейнерами, хоть ты и можешь предложить им фамилию своего отца. Кровь значит очень много, от нее не убежишь.
Аделаида улыбнулась, а Даниэль кивнул, так же поднимая бокал.
— У вас ведь нет детей, дорогая? — спросила Катрина, чуть подаваясь вперед в сторону Аделаиды, сидевшей напротив нее. — Да, вы ведь совсем недавно женаты.
— Мы женаты около двух лет, мы часто говорили о детях, — ответила Аделаида, чуть замявшись сначала, — но решили, что у нас еще много времени. К тому же я надеюсь, что мое здоровье поправится.
— Да, я слышала про ваш недуг, — сладким голосом произнесла