глаза светлые. И такая она вся родная и простая, прямо пахнет от нее влажной землей и весенним лугом, что я не сдержался и протянул руку к ее щеке.
— Ты очень хорошенькая...
Она бросила на меня смущенный взгляд, разрезая бинты.
— Вы тоже... ничего... — она снова залилась краской, когда моя рука спустилась к ее плечу и скользнула на грудь. — Извините, я должна... вас обмыть...
Я убрал руку и кивнул.
И пока она наливала воду в небольшой таз в умывальнике, который находился за полупрозрачной ширмой, я размышлял. В ее взгляде не было негодования, возмущения, злости. Она как будто и сама была не против того, чтобы я трогал ее грудь. Может, она готова и дальше пойти?
Сиделка вернулась к кровати, сдвинула в сторону одеяло и, обняв меня за шею, развязала завязки рубахи.
— У тебя очень нежные пальцы, — заметил я, когда она наклонилась к тазу.
— Работа такая, — улыбнулась она и стала бережно протирать мои плечи и грудь.
Я развел руки в стороны, якобы для того, чтобы она смогла помыть еще и мои подмышки, а на самом деле для того, чтобы проверить. Когда мои пальцы сжали ее попку, она чуть вздрогнула, залилась румянцем, но не отстранилась, не закричала, не стала брыкаться или иначе пытаться остановить меня.
Я потянул ее юбку вверх. Она судорожно вздохнула, но продолжила свое занятие.
— А ты всегда на работу без трусиков ходишь? — спросил я, поглаживая ее обнаженные прелести.
Она задышала чаще и не ответила.
Тогда я обнял ее под попой и попытался закинуть на себя. Резкая боль тут же пронзила мою грудь.
— Что вы делаете? У вас же швы разойдутся! — тихо воскликнула она. — Я... сама... Дайте только перевязку закончу...
Как любопытно, размышлял я, пока она бережно обвязывала меня бинтом, она сюда ради этого и пришла? Хм...
Закончив перевязку, вылив воду из таза и выключив свет, она залезла на меня верхом.
— Вообще-то, вам пока нельзя, — заметила она, наощупь пытаясь попасть моим органом себе во влагалище.
— А если ты сама все делать будешь?
Она вздохнула:
— Тогда можн... о-о-о-о... — и тяжело осела мне на ноги.
— Ум-м-м-м, — простонал я и закусил губу.
Она начала двигаться — сначала медленно и осторожно, потом все быстрее, насаживаясь все глубже. Я с трудом сдерживал стоны, она же кусала палец правой руки. Но, как не старалась, двигалась она не ритмично, и все время норовила съехать куда-то в сторону. Я придерживал ее бедра руками, но этого было не достаточно.
После нескольких минут таких мучений она упала мне на грудь, судорожно всхлипывая. Тогда я подправил угол и начал двигать бедрами в том ритме, в каком было удобно мне. Она тихо скулила мне в плечо, и ее шелковистые губки нежно поглаживали мою ключицу.
Закончив, я просто сбросил ее с себя на пол. Еще несколько минут она сидела рядом с кроватью, тяжело дыша, а затем поднялась и ушла в дальний угол комнаты, где рядом со стулом, возле которого она переодевалась,