Милашка и красавчик

я был холоден. Мне, конечно, безумно хотелось, но в последний момент что-то останавливало меня. Как какая-то тень, которая проходила между нами и заставляла меня смотреть на нее с подозрением. Но на поверку подозрения оказывались беспочвенными — она смеялась серебром, щедро сыпала улыбками и стреляла глазками, а потом тайком прижималась губами к моей щеке. И я таял. Но затем все повторялось снова.

Вечером мы вернулись домой, а там уже во всю шел прием — какие-то друзья, знакомые, партнеры и подрядчики. Хозяин был весел и приветлив. Все нас поздравляли, хлопали меня по плечам, обнимали Милу и снова хлопали меня по плечам. Играл небольшой оркестр, пахло дорогим вином и табаком...

Но в этой красочной толпе мне было не по себе. И даже не из-за того, что я здесь был чужим — как раз наоборот, общаться с ними мне было легко. А вон тот усатый толстый мужик — владелец газет и пароходов — вообще был хозяином того коттеджа, который мы строили с мужиками...

— Ну и бригада у вас, — он хлопнул меня по спине, выталкивая из толпы к окну. — Уже больше месяца прошло, а от вас ни слуху, ни духу. Ладно бы хоть за деньгами приходили — было бы понятно, забухали. А так...

— Я... уже не в бригаде... — облизнув губы, ответил я.

— Да понятно, — он с силой сжал мое плечо. — Рудольфыч ни за что не позволил бы своей Миле замуж за гастарбайтера выходить. Ладно, если вдруг своих мужиков встретишь, скажи, чтоб хоть за расчетом пришли — денежки-то их лежат, ждут...

Я кивнул, когда он уже развернулся обратно к столу с напитками, и отвернулся к окну.

Червяк в сердце попытался выломать заколоченную дверь, но я подпер ее чем-то тяжелым.

Во дворе позади пятна света от высокого окна мне почудились человеческие силуэты. Сначала я решил, что это охрана. Но зачем бы им там стоять и в окна пялиться? Силуэты не двигались. Я тоже замер, но сердце мое вдруг забилось, заглушая все другие звуки вокруг. Я узнал их! Вон тот слева стоит, чуть наклонившись вправо, — у Жеки был сколиоз. А тот по середине — чуть пониже ростом — я узнаю эти вихры Степаныча... А крайний справа — самый здоровый — точно Костян...

Я отпрянул от окна.

— Здравствуй, Сеня, как ты себя чувствуешь?

У меня похолодели ладони и взмокли виски. А он что здесь делает?

— Я же сказал, что мы тебе поможем, — Роман Александрович держал в левой руке высокий узкий бокал с шампанским, чуть помешивая искрящуюся жидкость.

— Это... все... — мне вдруг стало трудно дышать.

— А почему нет? — он презрительно хмыкнул.

И вдруг мир вокруг пошел волнами, перемешались в одну кашу лица гостей. И только встревоженный голос Миланы слышался где-то вдалеке, но и он становился все слабее и слабее...

— Мда, пап, ты был прав, это куда интереснее, чем банальное динамо, — со смехом говорила Мила.

— Ну, дык... — с довольной улыбкой ответил Рудольфович.

— Мальчики, спасибо вам. Ваша помощь была просто неоценима, —