солдаты резво овладевали какими-нибудь библиотекаршами или секретаршами, но из моего опыта, солдата в армии за человека не считают, и в сравнении с офицерами (которые страсть как охочи до библиотекарш, секретарш и прочих сержанточек и прапорщиц), унылое бесправное затравленное голодное и не распоряжающееся собой животное под названием «рядовой» очень проигрывает бравым подтянутым и властным офицерам и прапорщикам. Здесь нужны очень специфический склад характера женщины и огромное развитое чувство жалости. Сержанты наши находили девчонок на воле, в увольнении. А мы :). Все сколь-нибудь красивые и хоть чем-то привлекательные девчонки, встретившиеся на моем жизненном пути, а также замечательные актрисы и девушки с обложек журналов вечером после отбоя прокрадывались вместе со мной в туалет и занимались со мной сексом самым животным образом. Но только мысленно.
Первая женщина, которая появилась в нашей казарме, была прапорщица, швея лет тридцати пяти. Она была на лицо ужасная, но бодрая внутри. Она была женщиной! От нее шел запах женщины. Фигура у нее была стройная, даже худоватая, она была почти с меня ростом, попка, угадывавшаяся под юбкой, когда она аккуратно закрывала за собой дверь, манила и звала, а грудь позвать не смогла по причине своей неприметности. Я стоял дневальным, зачем то заорал «Батарея, смирно», и она посмотрела на меня внимательно. Я был тогда еще довольно бравым не засушенным солдатом, уже потом из учебки я ушел в часть с большим недобором веса, весил чуть за семьдесят килограмм. Стоял я прямо, как и полагается стоять дневальному. А вместе со мной стоял и мой орган, он начал свои движения сразу, как она посмотрела мне в глаза. Она зачем то задержала взгляд, потом опустила его на мой член, торчавший почти горизонтально и пошла к сержантам по какой-то нужде. У нее был черные волосы, черные брови, карие глаза и некрасивое вытянутое лицо с длинным носом. Но мне лицо ее с длинным носом показалось в тысячу раз сексуальнее самой сексуальной женщины в моей жизни, которую я когда-то вожделел, работая грузчиком в магазине. Дальнейшее дежурство мы стояли вдвоем на тумбочке — я и мой орган. Из сержантской слышался смех, голос Влада, а затем они вышли вместе с ней в коридор на взлетку и пошли к выходу. Он, провожая ее, хохотал, обещал прислать кого-то, а потом взглянул на меня и с хохотом сказал:
— Только вы осторожнее, Марина. Не подпускайте его близко, а то он до женщин охоч ужасно, потом с живой не слезет. Он же меньше пяти палок за раз не бросает, я его знаю, мы с ним с одной улицы.
Я был поражен такими скабрезностями, а она просто и открыто посмеялась вместе с ним и, уходя, кинула на меня долгий взгляд, от которого и так стоявший член зашевелился, пробиваясь к дневному свету. Как можно было в таком тоне общаться с прапорщицей, которая и старше его возрастом и старше его