Совращение женщин в советском продмаге

детьми-школьниками, но не сидела. К ней подъезжали крутые знакомые их семьи на хороших машинах, а мы со служебного входа иногда выносили им во двор коробки с армянским трехзвездочным коньяком или хорошими винами, которые не поступали в широкую продажу. Директрисса магазина, пожилая женщина, почти не контролировала ситуацию, да и появлялась на работе редко — а делами (в том числе, такими же делами со служебного входа) занималась ее зам и подруга Светланы Игоревны крупная высокая статная женщина Ольга Евгеньевна.

Кстати совсем забыл одну деталь — форма у продавщиц и завотделами в виде белого халата и колпака делала их еще привлекательнее и сексуальнее. Они по разному относились к одежде, одеваемой под халат, смелые Ленка и Янка, укоротив халаты, летом иногда одевались очень откровенно, вызывая восхищение мужиков-покупателей — как то, напившись в обед пива, Ленка вообще одела халат на голое тело (хотя нет, трусики я рассмотрел) и прикалывалась над мужиками, принимая разные завлекательные позы и позволяя лицезреть запретные виды. Зимой в этом плане было скучнее конечно — им приходилось одеваться потеплее. Мы кстати, поначалу одевались в голубые длинные халаты, но потом Валерка стал форсить в новеньком синем рабочем комбезе (штаны+пиджак), а я притащил из дома оставшуюся от старшего брата черную робу. Наличие женского коллектива и развитого воображения часто вынуждало меня передвигаться по магазину со вставшим членом, но к счастью в торговом зале мы проводили не основное свое время.

Коллектив нашего магазина, как мне казалось, жил дружно, отмечали праздники вместе, выпивали довольно часто. Я тогда мало соображал и не видел огромную часть айсберга под названием «женский коллектив», которая была скрыта для меня — когда завотделами могла подставить продавщицу или коллегу, продвигать на какое-то место знакомую, когда про одну женщину распускали позорные сплетни без всякого повода, и загнобили таки ее, лишив круга общения и выставив развратницей. Про злоупотребления, про наличие мышей в хлебном отделе (не наших кстати, а привезенных с хлебозавода) даже и говорить не приходится, да и нет в этом смысла сейчас. «Подводная» часть айсберга стала мне раскрываться через более опытных старших грузчиков и через Валерку.

Разговоры в подсобке или, как мы называли ее, веселой грузчицкой практически не умолкали. К дяде Паше приходили знакомые, от которых интересно было послушать про жизнь на зоне — сам дядя Паша никогда об этом не рассказывал. К Бухману приходили забулдыги, просившие налить, чтобы не умереть — от них мы выслушивали вообще истории про целую жизнь. Часто мы выпивали. Вернее мужики ежедневно выпивали, поскольку расслаблялись обычно к вечеру, а я оставался на вечер только в среду и выходные (в остальное время учеба). Валерка сидел с ними не всегда, но иногда, забив косяк, жарко спорил за жизнь, которую, как он считал, он раскусил. Часто говорили о бабах, тут Валерке вообще не было равных, это была его тема, и он любил провоцировать споры запредельно циничными фразами.

— Баба не человек, — часто начинал он —