Совращение женщин в советском продмаге

бабу нужно контролировать и направлять, решать за нее. Если ты начал с ней мутить, как с человеком, давать ей что-то решать, то ты лох, ты проиграл, она прочует твою слабину, потому что у бабы чуйка сильнее.

— Если ты дал бабе что-то решать, жди беды, баба думает дыркой своей, она тебе, блядь, надумает — продолжал самодовольно Валерка.

Спорил с Валеркой чаще Бухман. Я как-то попытался вставить свои три слова, напоминая Валерке про его мать, сестру, — Что они тоже дырки? — на что он просто отмахнулся с презрением:

— Идеалист, тебе, как и всем, хочется красивую бабу. Но с таким подходом ты или сразу обломаешься или станешь рогатым через месяц после свадьбы. Я на спор поставил на четыре кости молодую жену одного кореша, он глазам не поверил. И она же его потом бросила, потому что он с ней мужиком не был, а бабе мужик нужен, не тряпка. Нельзя бабу пускать к сердцу, она не оценит, поверь, только к хую ее можно пускать.

— Ну а жениться то ты на ком будешь, на дырке? — вступил в разговор дядя Яша.

— Жениться я пока не планирую. Баб мне и так хватает, зачем... — подумав, протянул молодой.

— Ну а дети, семья, совесть, смысл жизни? — Бухман говорил задумчиво, как будто вспоминая что-то свое.

— Дети у меня есть, двое точно есть, а моя семья это я сам — уверенно ответил Валерка. — На месте совести у меня такое выросло, но я только бабам даю посмотреть. А со смыслом жизни как-нибудь попозже определимся, а то его поиски сильно жить мешают.

Мужики посмеялись, мол, разбрызгал, значит, уже себя по миру.

— А кто ж воспитывает детей то твоих, — спросил Бухман, — что они про папку думают, бросил?

— Воспитывают те самые романтики, — хохотнул Валерка, — а я помогаю, женушек их поёбываю до сих пор.

— Ушлая ты рысь, Валерка — хмуро сказал дядя Паша, — но надолго ли тебя хватит.

Мужики выпили и с аппетитом закусили.

— Семеныч, — Валерка после армии всех называл на «ты», независимо от возраста, но в знак уважения дядю Пашу и дядю Яшу называл по отчествам, — меня на трех-четырех баб в день хватает, я семнадцать целок уже сломал, не было такой бабы, чтобы мне не дала, — Валерка, после травы, нахлеставшись пива, не мог остановить поток хвастовства (а я подумал с неприязнью «Надо же, как он целок скрупулезно считает»):

— А почему? Потому что я сам беру, не дожидаясь пока дадут, — продолжил Валерка с вызовом, — мне любая даст и помнить меня будет и бегать за мной и просить еще. — Я в бабах такой же профессор, как ты, Моисеич, в самолетных движках.

— Не по людски это, для счету и для баловства девчонок портить, — неодобрительно отозвался дядя Паша, — и людям может не понравиться, а коли так, то остановят тебя люди, а, лучше бы, самому остановиться.

— Да срать мне на людей, — молодой парень уже заплетался языком, но не уступал, —