Дружба или Любовь. Странная концепция

сделать, исчез.

В тот момент, когда он вышел за дверь, Эшли прыгнула в мои объятия:

— Господи, черт возьми, на скамейке нет ни одного пустого квадратного сантиметра, а пол — липкий.

Я кивнул:

— Это чертовски отвратительно, и как он может так жить?

Она пожала плечами:

— Я ничего не понимаю... Он никогда не был таким, я имею в виду, я понимаю, что он скорбит, но, черт возьми, это все чертовски ужасно.

Чтобы навести относительную чистоту, потребовался весь остаток дня. Грант вернулся как раз перед обедом, и даже не сказал спасибо; как будто ничего не случилось.

Во время обеда он болтал, но было странно, что он продолжал возвращаться к тому, что сказал нам всего лишь несколько минут назад. Мы с Эшли продолжали переглядываться, удивляясь происходящему.

Уехали мы в понедельник после обеда, и он плакался в жилетку Эшли и обнимал меня.

— Я буду скучать по вам обоим, — пробормотал он.

Дома Эшли волновалась больше чем когда-либо, она звонила ему каждый вечер, но он был таким же далеким и бессвязным. Эшли думала, что он пьет.

В четверг вечером я вернулся домой чуть позже обычного и увидел, что Эшли плачет навзрыд, как никогда раньше, она выглядела напуганной и в глубоком шоке.

— Дорогая, что случилось? — первая моя мысль была — дети... Все ли с ними в порядке?

Она посмотрела на меня сквозь слезы:

— Это Грант, у него диагностировали опухоль головного мозга. — Она разразилась еще более отчаянными рыданиями. — Ему осталось жить всего шесть месяцев.

Я плюхнулся на стул рядом с ней, и она обняла меня.

— Что нам делать? — спросила она.

— Дорогая, мы ничего не можем сделать, он может вернуться и жить с нами, а мы можем попытаться позаботиться о нем.

Она кивнула со слезами.

— Это то, что сказала я, но ты же знаешь, какой он упрямый ублюдок, — он отказался, возможно, ты сможешь его убедить?

Позже я позвонил ему и предложил остаться с нами.

— Нет, извини, приятель, но этого не будет, мне нужно быть здесь, чтобы закончить виноградник, есть важные вещи, которые мне нужно сделать.

Я пытался убедить его в обратном, но он не собирался убеждаться. Мы немного поговорили, но я не знал, что сказать, я имею в виду, Иисус, что можно сказать тому, на ком висит смертный приговор? В конце концов, я был рад передать телефон Эшли.

На обеде мы оба были подавлены, ни Эшли, ни я действительно не знали, что сказать.

На следующую ночь, когда Эшли передала мне телефон, я отмахнулся от него, и она выглядела сердитой, продолжив разговор. После того как повесила трубку, она огрызнулась:

— Черт возьми, почему ты не поговорил с ним, он нуждается в тебе больше чем когда-либо?

— Потому что я не знаю, что ему сказать.

— Я думаю, нам нужно вернуться и посмотреть, в порядке ли он, мы не можем просто бросить его в трудный час.

Я кивнул:

— Да, хорошо, но это будет тяжелая работа, если все будет как в прошлый раз.

Мы обнялись,