Мужики молодых любят». Только избавишься от первой мысли, как другая: «Ну он не железный, посмотри как она перед ним жопой крутит. Заметь, уже смотрит... А там и до дела недолго».
Посмотрела в пустой стакан. Я кивнул. Опять в нем зашипело. Но Аня пить не стала. Поставила рядом с тарелкой и облокотилась о стол. Взгляд в никуда.
— Только отшлепаешь себя мысленно по рукам за такие мысли, как бес опять шепчет: «Ты свою жизнь положила на нее, как на алтарь. Алена взрослая, красивая, и все есть. Она себе еще найдет, а ты... А ты то уже нет. Дальше беспросветная одинокая старость»
Я положил было ладонь на руку Ани. Но стоило лишь коснуться, как шарахнулась словно от горячего чайника. Но все тот же взгляд в пустоту.
— Знаешь, вот что ужасно: когда мать выбирает. Страшный такой выбор. Поганый. Кого любить: мужчину или ребенка. Да только то, что есть такой выбор, делает жизнь невыносимой. А ведь еще есть его результат. Ты сама себе твердишь: разберись в себе, сука, кто ты?! Эгоистка и дрянь, или настоящая мать, но последняя дура!
— Аня, ты что? — я попытался ее успокоить, — Не надо.
Поджала губы, кивнула, еще раз.
— Я знала, что это произойдет рано или поздно. Молчи! Знала. Как и что будет дальше — нет, но такого момента ждала. И знаешь, что я почувствовала, когда все увидела на экране?
— Облегчение?
— ДА! Черт возьми, облегчение! Наконец — то нарыв прорвало. Ура! Не надо ждать и сейчас все решится!
Резкий бросок ладони на горло — задавила рвущийся плач.
— Попей.
Мотает в ответ головой.
— А самое главное что? — пристальный взгляд на меня.
Всем видом показываю, что внимательно слушаю.
— Самое главное, что выбор делать не мне. Не мне! И что я за мать, что довела ситуацию до такого? Более того, радуюсь, что все решится без меня! Получается, что дрянь, дура и эгоистка! Все сразу!
Последние слова она уже выкрикивала сквозь рыдания
Я бросился к Ане, и, сломив слабое сопротивление, поднял на руки. Она как ребенок, всегда успокаивалась так гораздо быстрее.
Подождал, пока плач перейдет в редкие всхлипы, и сел на стул. Надо что-то сказать.
— Ну вот, и рукав теперь промочила.
Подняла глаза. Этот взгляд... Миленькая, беззащитная, словно затравленный зверек.
— Сам виноват — и, вновь зарылась в рукав.
Нежность — это, когда у тебя на коленях свернулась клубочком любимая женщина.
— Солнышко! — Я слегка потряс ее. И тихо, вкрадчиво повторил — Солнышко!
Из рукава показался один глаз, готовый тут же юркнуть обратно.
Я усмехнулся. Нам почти по сорок, но взрослыми мечтают быть лишь подростки.
Может быть, старость — это когда забывают, каково быть ребенком?
— Аня, я тебя люблю. Только тебя и больше мне никто не нужен. Ты и только ты!
Она прижалась сильнее. И откуда-то из подмышки, глуховато прозвучало:
— И мне, только ты. Я, оказывается, сделала выбор. Только признать не хотела. Что-то во мне материнское перегорело.
Сковородой по затылку меня бы так не ошарашило, как эти слова. Аня? Моя