Джеймс Бонд

попрощался со всеми и улетел, к себе в Париж, — В ответ на мой вопрос ответил охранник, — Позвонил куда-то, — кивнул на телефон, — И укатил в аэропорт, билеты были взяты заранее.

— Жаль. Такой мужик стоящий, грамотнейший специалист, сейчас таких не найти. Один у него пунктик, на наших девочек западал. И все норовил блондинок. Наши краше всех, там таких нет. Тосковать будет. А сейчас он уже, наверное, к Парижу подлетает. Париж, город любви, город фиалок Монмартра, бульвара Капуцинок и Елисейских полей.

Он посмотрел на стену, где на стенде висели фотографии.

Я подошел к стенду. Джеймс Россел, ведущий конструктор предприятия — прочел я. Рядом подошел Игнат. На нас смотрело одухотворенное лицо молодого человека в безукоризненном костюме.

«И совсем не горилла» — мелькнула мысль.

Высокий лоб, в умных глазах чувствовался интеллект, я бы сказал красавец, такое лицо должно нравиться женщинам. И если бы не темное лицо, не слегка курчавые волосы, никогда бы не подумал, что он негроидной расы.

Я обернулся к Игнату.

— Он?

Тот кивнул головой.

Делать было тут нечего. Мы поблагодарили вахтера и направились к машине. Уже стемнело, где-то слышались звуки программы «Время».

— Давай к нам на дачу, — предложил Игнат, — Помоешься, попаришься, а то люди от тебя шарахаться начнут. Да побриться тебе надо, зарос, как Маугли.

— Маугли, говоришь, — засмеялся я, — Маугли в Париже.

Мы прыснули.

— Ну что, решено?

— А мы куда едем? — отпарировал я. Тело снова заныло, требуя воды, мыла и мочалки.

Через час я уже парковался около дачи Игната. Чуть дальше стояла моя машина, значит, Оля тоже была здесь, сама приехала.

Игнат скрылся в домике, а ко мне подлетела Анютка.

— Папа! Хорошо мы сюда приехали, мы знали, что ты приедешь сюда. А мама у нас такая красивая. В садике сказали «Обалдеть!»

— Конечно, красивая, — я поцеловал дочурку, но видеть Олю не хотелось, — Папе надо помыться с дороги, видишь, папа, как чушка.

— А Карине сказали, что она красивая. Карина со мной в школу пойдет. А мама сказала, что она уходить больше не будет, — тараторил несмышленый ребенок.

— Конечно, не будет. Раз сказала, так и будет.

— А мама меня уже спать будет укладывать, говорит поздно. В комнате Карины. Ты не уедешь?

— Конечно, не уеду. Я же говорю, сейчас помоюсь, и тоже спать. А утром мы будем вместе. У папы длинный выходной.

Вышел Игнат.

— Ну что, идем? — в руках он держал литровую бутылку водки и тарелку с нашинкованной закусью.

Мы сразу распечатали бутылку. На этот раз пил я, а Игнат поддерживал компанию.

Я мылся остервенело, смывая все накопленное не только за две недели жизни в кабине, но и вообще, что могло ко мне прилипнуть. Зла не было. Оно уходило вместе с мыльной пеной в сливное отверстие бани. В парилке вообще, хлестаясь, отдался блаженству, выбегая только вздохнуть свежего воздуха и пропустить по стопарику. А тело, хоть и горело, но просило еще и еще. Наконец Игнат, что шлепал меня по спине, не выдержал, заявил, что