Инцест

Мы лежали под двумя огромными, вековыми кедрами, через густые кроны которых не пробивалось ни одного луча яркого летнего солнца. От высыхающего мха поднималось лёгкое, едва заметное марево. Белки, не обращая на нас внимания, грызли орешки, и сбрасывали на наши головы зелёную скорлупу ещё не созревших плодов. Под ветхим, деревянным, без холмика, крестом — импровизированный стол. На видавшем виды вещевом мешке — водка, сыр, колбаса, огурцы, помидоры, хлеб. Пили, не чокаясь: явно, кого-то поминали. Мы уже заканчивали первую бутылку, но мой визави всё молчал и молчал. Молчал и я. Да первозданная природа этого заброшенного уголка природы и не располагала к весёлой болтовне: угрюмые кедры, заросшая кустарником поляна, которую, за отсутствием тропы, мы еле-еле нашли, разрушенный временем дом с упавшей внутрь него крышей, почерневший, истлевший крест... Меня заманили сюда обещанием рассказать интересную историю и я, зная обычаи коренных сибиряков, не торопил, не задавал вопросов, молчал и ждал... Наконец, моего спутника прорвало, и он начал рассказ.

2

Он так явственно услышал этот голос, что от неожиданности его забил озноб. Кругом было полно народа, люди разговаривали, шумели, смеялись, пели, плясали, кричали, дурачились, кто, как мог, одни играли в мяч, другие с визгом гонялись друг за другом, пытаясь передать «латку», третьи никак не могли оторваться от импровизированного стола, без устали уничтожая спиртные и съестные припасы. Это был самый обыкновенный деревенский уик-энд тех застойных беззаботных времён. Воздух был наполнен ароматом цветущих садов, жужжанием пчёл, пением птиц, шумом и гамом людей, но вся эта какофония звуков была для них тишиной, не способной нарушить покой и умиротворение, ибо в этой невообразимой какофонии он отчётливо услышал единственную, исходящую от неё фразу:

«Боже, какой прелестный мальчик. Как я его хочу!»

Чтобы в их деревне, с её патриархальными устоями, среди огромной массы людей, девушка вот так, во всеуслышание, заявила о своём самом заветном желании — это был нонсенс! И, тем не менее, шокирован он был не этим. Он явственно ощутил, что слова девушки относятся именно к нему, что она не произнесла их вслух, а исторгла из себя каким-то невообразимым способом, так, что никто из стоящих рядом людей их не услышал, они дошли лишь до его сознания, и, ещё не обернувшись на этот голос, он представил её в своём воображении, юную, стройную, красивую, в коротеньком, намного выше колен, цветастом сарафанчике... Но почему — красивую? И ноги тонкие, и коленки острые, и сарафанчик ситцевый, ровно лежащий на плоских, с едва проступающими комочками сосков, грудях. Он видел её сотни раз, встречался с ней ежедневно, каждый раз равнодушно проходя мимо, не обращая на неё внимания, не замечая её красоты. Что должно было произойти, чтобы он вдруг разглядел в ней красавицу? Среднего роста, серые глазки, рыжие волосы, длинные, висящие как плети, руки, едва тронутое ранним весенним загаром веснушчатое лицо... Всё, как у всех подростков... Но она была красива! Ага, вот что... Его заинтриговали её