Еврейское счастье

— Так... Что, Вы, там говорили Марфа Израилевна? — обеспокоился Юрий Арнольдович.

— По вашу душу, образовалась евреичка, как Вы просили: любвеобильная, с жильём и без видов на проживание в Израиле.

— Те-те-те-те, — затетешкался Арнольдович, — Чует моё сердечко. Где-то тут подвох? Где, разлюбезная моя, Марфа Израилевна?

— На Вас жидов не напасёшься, — внезапно кажа ядовитые зубы сказала исконная гойка.

— Марфа, свет, Израилевна, — ты чучундра стрелы не попутала? Я же тебе денег дал или нет, змея подколодишная? — возмутился до глубины своей души, Юрий, свет, Арнольдович.

— Да что Вы такое говорите, Юрий Арнольдович. Вырвалось у меня не поймаешь. Есть такая гойка... Тьфу, евреичка. Бессребреница, спасу нет. Трахается как швейная машинка Зингер. Не пьёт не курит, не ебё... на стороне... На родину предков не рвётся...

— А сало ест, с чесночком? — перебил я словоохотливого менеджера.

— А Вы у неё сами спросите! Такого пункта в анкете не было.

— И спрошу, — сказал я, — давайте её телефон.

— У неё телефона нет, я ей свой дам, — сказала Марфа и передала трубу бессребренице.

— Сколько тебе лет? — спросил я молодушку.

— Семнадцать недавно исполнилось, — голосом Натальи Седых из совдеповского блокбастера: «Морозко», доложилась красавица.

— Нууу, я так не играю, — занеигрался Арнольдович, — с малолетками на СТ не канает!

— Дважды с небольшим гаком, — поправилась Натусик.

— А гак-то на сколько тянет? — заинтересовался Юрий.

— Шестерик, — определилась Седычка.

— Сороковник, значица? — резво совершил подсчёт прирождённый математик.

— Твоя правда, милый! — с придыханием в голосе призналась Натали, — так забьём стрелку или как? Жопа к жопе и разбежались?

— Забьём, пожалуй, — согласился, я, — только имечко своё скажи, а не ник в чате.

— Снежаной меня мама назвала, а друзья: «Снежкой», — кличут.

— Ты гойка, штоли-моли?

— Нет, миленький. Скорее еврейка. Октакреольские мы, но шестая часть во мне течёт исконно еврейской крови.

— А остальные?

— Негры, хорваты, немцы, буряты, татары, трахали моих дедушек и бабушек. А тебе это так уж и важно?

— А, пизда, случаем, у тебя не поперёк, — забеспокоился Арнольдович.

— Нет, Юрочка, сокол мой ясный, повдоль, как и всех женщин, — рассмеялась моя новоявленная пассия.

— Люба, ты мне ой, люба, Снежана, — признался в своём поражении Юрочка, — приходи в пиццерию на Красном к шести вечера.

— Не кошерное это дело, — фыркнула евреичка, — пиццу хряпать. Не в Италиях, чай, живём. Сало с чесноком хочу твоего посола. Мне Марфа Изевна рассказывала, какой-ты Юрчик рукодельник.

— С солёными огурчиками?

— Дааа, — вновь с придыханием призналась Снежка.

У меня от её придыханий крышу набекрень сворачивало и горячело что-то внизу и в руку просилось. Но я не стал тратить благодатные залежи посевов, решил приберечь их для именинного праздника души и сердца.

На стрелку моложавый мужчина попёрся с букетиком алых настурций, спиженных им по случаю в соседней школе из кабинета знакомой ботанички.

На залоченном месте возле памятника крокодилу Гене и Чебурашке меня поджидала бабища необъятной комплектации. Про таких «Закройщик из Торжка» говаривал: «Корма без малого метр». «Ну, простипома, Марфушка, — озлился искатель заочного счастия, — обмишулила, 

---

Случай, Странности, Юмористические

---

Вернуться назад