Когда же затих этот ее крик, до ушей Ванессы явственно донеслись два звука. Первый звук издал тауз, шлепнувшийся на ковер, а второй звук, столь же безошибочно узнаваемый, издали спускаемые брюки викария.
— Нет... Нет... Пожалуйста, не надо, — донесся слабый всхлип девушки, но для викария он означал лишь ее капитуляцию. Этот распутник в личине священнослужителя прекрасно понимал, что в подобных обстоятельствах не может и не должно быть никаких чувственных прелюдий, кроме тех, которые он ей уже предоставил, и сейчас необходимо немедленно переходить к исполнению своих непосредственных похотливых желаний.
— Раздвинь ноги! — бесстрастно, как проделывал уже много раз раньше, приказал он, и с этими словами крепко сжал бедра Ванессы с обеих сторон своими широкими ладонями, а после поднес разгоряченно навершие своего члена к пылающей попке девушки, коснувшись завитков волос и набухших губ ее киски.
При первом же прикосновении у Ванессы вырвался сдавленный звук, она вильнула бедрами в надежде ускользнуть, однако он крепко удерживал их, а головка его члена казалась настолько налитой и горячей, что помимо страстного желания, ее охватило и щемящее чувство тревоги.
— Стой спокойно, девочка! Подними свой зад выше! — прорычал святоша, которому доставляло бесконечное удовольствие грубо драть самку в первый раз, когда ее попка чуть не лопалась от жара.
— Ооооууууууу! — протяжно застонала Ванессы, потому что сразу же после этих слов красновато-пурпурная стрела начала прокладывать свой путь между цепкими стенками ее любовной пещерки, проникая внутрь медленно, дюйм за дюймом, и по мере своего проникновения заставляла Ванессу бешено, но тщетно, дергаться и извиваться в его сильных руках. Вложив в ее сладкие ножны еще четыре дюйма своего пульсирующего органа и найдя ее гнездышко таким сочным и желанным, викарий без труда пошевелил своим членом, а после еще сильнее навалился на ее спину и перенес свою хватку с великолепно изогнутых бедер на свисающие тыковки ее грудей, затвердевшие соски которых хорошо говорили о другом, скрытом, состоянии чрезвычайного возбуждения Ванессы.
Как всегда, в такие минуты чувственного экстаза, святого отца переполняли жгучие и развратные мысли. Издав несколько неконтролируемых стонов, он на мгновение напрягся, что оказалось столь же саморазоблачающим для него, сколь и вожделенным для их обоих, а после одним сильным ударом, с рычанием, полностью вонзил свой твердый член во влажное обволакивающее святилище Ванессы.
Но даже в этом случае преподобный Персиваль Джабстоун знал, что при первом акте любви с молодой женщиной или еще более молодой девушкой, после того как ты обработал ее попку, нельзя быть слишком грубым в речах. Эротическая дисциплина, как он ее понимал, лучше всего внедрялась и усваивалась женщиной при повелительном молчании, в тот момент, когда ею грубо овладевают, — так, как сейчас овладевали Ванессой.
После этого Ванесса уже не сопротивлялась. Подергивания и извивания ее пылающего задка, превратившегося в раскаленный шар плоти у его живота, свидетельствовали скорее о нарастающем удовольствии, чем об остатках сопротивления. Ее голова все еще оставалась опущенной, а лицо зарытым в подушках,