Шанс

орки с Сауроном во главе казались няшками.

— Развлекаемся? — кричал Липатов, зверея от собственного испуга. — А я сейчас тоже развлекусь. По мягкому месту давно огребал, а? А ну-ка...

Удерживая мальчишку одной рукой, он рывком стянул с него шорты с трусами. Мальчишка вдруг умолк.

— Уууу, — протянул Липатов.

Меньше всего он ожидал увидеть то, что увидел.

— Вот именно, — сдавленным голосом произнес пленник. — Девочек не бьют.

— Не бьют? — прищурился Липатов. — Правильно, не бьют. С девочками делают другое.

— Что делают?..

Вокруг были только тьма, звезды и красноватый свет фонаря. Липатов всматривался в оголенную срамоту, вполне себе зрелую и мохнатую, как хомячок. По грудным ноткам в голосе своей пленницы, по пластике ее тела и кое-каким другим неуловимым деталям он понял, что в руках у него вовсе не такой зеленый фрукт, как ему подумалось вначале. «Ничего плохого в этом нет, и не узнает никто... «— убеждал себя Липатов. Поколебавшись, он оглянулся, плюнул на пальцы — и запустил их в голую срамоту.

— Ээээ, вы что? вы что делаете? — заверещала пленница.

— Тише, — хрипел Липатов, уверенно массируя ей пизду. — Это маленькая экзекуция. Будешь знать, как людей пугать... Ты куда шевелюру девала, чучело? Макушка лысая, а тут вон какие заросли...

— Куда надо, туда и девала, не ваше... Аааа...

Пальцы его делали дело, давно заученное наощупь — мягко, без грубости, но настойчиво и беспощадно. Щель мгновенно потекла, и девчонка перестала вопить.

— Ага, входим во вкус? — шептал он, усиливая напор. Девчонка пыхтела, потом начала тихо стонать и покачиваться, подставляясь ритму ласки. Очень скоро она трепыхалась на его руке, как птица, а Липатов упивался своей местью, своей порочностью и властью над ее телом. Он не давал ей кончить, и она хныкала, насаживаясь на ласкающие пальцы. Суть состояла в том, чтобы ласкать ее по часовой стрелке, отходя от чувствительных точек тем дальше, чем сильней она возбуждалась. Такая пытка заставляла ее подыхать от возбуждения ровно столько, сколько хотелось Липатову, и кончить тогда, когда тот считал нужным.

Внезапно Липатов почувствовал, что теряет голову.

— Тебе сколько лет?

— Аааа... 18... С половиной...

— Какие 18? А где твои сиськи?

— Где надо, там и сиськи... ааа...

— Раньше трахалась? Парень есть?

— Аааа... не трахалась... нет парня... ааа...

— Врешь небось. Приятно?

— Дааа...

— Тогда давай на четвереньки.

— Аааа...

— Быстро!

Он вдруг перестал ее ласкать, и девчонка, оглушенная внезапной паузой, смотрела на него, покачиваясь по инерции.

— Быстро! А то вот так и уйду. Брошу и уйду.

Ему было жутко, и он надеялся, что девочка не согласится. Но она спросила:

— А где? Прямо тут?

— Нет, давай вон туда, на газон, — засуетился Липатов. — Давай?

— Тогда пустите.

— Убежишь?

— Посмотрим.

Он отпустил ее, и она, пристально посмотрев на него, высвободила длинные ножки из шортов и прыгнула, голопопая, на газон.

— На четвереньки!..

Она встала раком. Футболка ее сползла к затылку, заголив спину. Липатов, дрожа, расстегнул штаны и зажмурился...

Девчонка не наврала: ее пизда была узкой, хоть и мокрющей, и Липатов медленно въебывался