картине Рембранда. Я всегда задавал себе вопрос, зачем такому великому художнику и вдруг понадобилась такая полная, и не сказал бы, что такая уж красивая, женщина? У меня всегда были худощавые стройные девушки, с которыми танцевать было одно удовольствие, ибо под их шепот на ушко партнеру, они напевали надежду на всю красоту жизни, подразумевая в первую очередь себя. С такой современно одетой щебетуньей не стыдно было появиться в любой компании, а вот с Данаей, наверняка бы, освистали. И все же мне казалось, что именно в таких женщинах что-то есть такое, чего нет в стильных, красиво одетых худышках, показывающих свои знания на необычной теме любого рассказа.
Тетя Катя давно похоронила своего пьяницу-мужа и жила через забор с моей мамой, которую считала своей самой близкой подругой. Вот и решил я испытать ее на прочность в сексуальном вопросе, понимая, что женщина, внимательно смотрящая в глаза мужчины, наверняка, чем-то интимным давно озабочена. Только не видит пути выхода из этого состояния. В подтверждение своей позиции, когда мы сидели за столом под тентом в нашем дворе и восторгались маминым борщом, то туфелька тети Катиной увесистой ножки, иногда ночевала на носке моего ботинка. А когда она рассказывала сальный анекдот, то мама, укоризненно, покачивая головой, так же хохотала, как ее пышнотелая подруга, про которую я как-то маме сказал, что такая, как трактор, может раздавить в постели любого мужика, мысленно мстя тете Кате, за то, что она от намеков не переходила к приглашению в постель. «Вот натравить бы на нее моего друга Петьку на эту гадючку», — он бы быстро нашел куда вставить свой длинный хобот». — подумал я и улыбнулся.
— Ты чего смеешься, моряк, с печки бряк?» — тут же подхватилась она, когда мама ушла в летнюю кухню за вторым блюдом.
— Да так. Вспомнил про картину Рембранда Даная? — иронически усмехнулся я.
— Ты ее видел в моей спальне?
— Что вы, тетя Катя! Да я и не знаю, какая дверь там имеется, — оборвал разговор я, игриво подмигнув толстушке.
— А ты бы взял и зашел ко мне, этак часов в одиннадцать вечером. Вот тогда бы и посмотрел на эту картинку? — игриво улыбнулась она, опять наступив под столом на носок моего ботинка.
— А если мама узнает? — я положил ладонь под столом на ее коленку.
— Не узнает. Я угощу ее своим домашним вином и уложу спать, а ты скажешь, что уходишь на графскую танцевать и придешь поздно. От моего вина она до утра не проснется, — лукаво улыбнулась соседка.
— Очень деловое предложение, согласен, — я сдавил под столом ее коленку и попытался проникнуть в трусики, на что она тут же отстранилась от меня, шепнув: «А вот это — только ночью».
Подруги щебетали, как весенние скворцы на заборе, я встал, поцеловал маму в щечку, а тете Кате — ручку и сказал, что мы с Петькой идем на водную станцию на танцы, и я буду