Юность прошлого

сторож, была занята вязанием носков и просмотром сериалов и ей совершенно было не интересно, что мы делаем одни в закрытом на ключ классе.

Она выключала верхний свет, оставив лишь настольную лампу на своём столе.

Со стен на нас смотрели писатели, и мне казалось, что я читаю в их глазах некий укор своим действиям. Она ставила стул для меня напротив своего стола и давала мне в руки книгу со сборником стихов, заставляя читать вслух. Под мое монотонное бурчание стихов великих поэтов развивалось главное действие вечера...

Гардероб ее состоял из юбок и блузок или платьев, длиной до колена (как требовал школьный этикет). И только я один знал, что колготок моя учительница не признавала, легкие чулки с широкой кружевной резинкой ей нравились больше. Наверное именно тогда я и заработал себе фетиш — вид чулков в тандеме с высокими каблуками до сих пор заставляет мой член в секунду затвердевать и настойчиво упереться в ширинку.

Она садилась на край стола, так чтобы обеспечить мне наилучший обзор. Не переставая слушать меня внимательно, тонкими пальцами медленно так, что у меня на лбу успевала выступить испарина, она расстегивала блузку на груди. Пуговица за пуговицей, мееедленно... Размер ее груди тогда казался мне огромным, таким, что над кружевными чашечками бюстгальтера я отчетливо видел два бархатных мягких холма. Я замирал от ужаса и вожделения одновременно, в горле пересыхало и я испытывал два противоречивых желания: убежать, с криком выломав дверь или остаться и продолжить наблюдать это запретное для меня действо. Надо ли говорить, что всегда побеждало второе?

Я забывал как моргать, а буквы в книге начинали плясать и перемещаться, не желая складываться в слова. Пальцы ее, покончив с пуговицами, перемещались на белье и с легкостью факира доставали из чашек две нежных груди с розовыми маленькими сосками. В этот момент я каждый раз забывал о реальности вокруг. Она начинала ласкать свою грудь не спуская внимательного и даже немного жесткого взгляда. Глаза ее от возбуждения меняли цвет с зелёных на почти чёрные. Приоткрытые губы становились ярче, а на щеках проступал нездоровый румянец.

Конечно же к тому времени я уже был знаком с чувством сексуального возбуждения, как и с запретной родительской фильмотекой, но это накрывающие удушающимся пледом возбуждение было в разы сильнее, сродни какому-то звериному, первобытному чувству. Теперь я знаю, что это самое правильное и честное чувство из всех, чувство страсти.

Тихим, низким от возбуждения, голосом она требовала от меня продолжить чтение, а я горько жалел, что не знаю этих стихов наизусть, что позволило бы мне не отрывать взгляда от неё. Теперь черёд юбки. Ее руки собирали юбку в гармошку до самого верха, обнажив для меня самые интимные места ее гладкого нежного тела. Я не знаю, признавала ли она вообще нижнее белье или предусмотрительно снимала с себя трусы до нашей встречи. Очень вероятно, что если бы я набрался смелости и открыл ящик ее