Мой любимый доктор

прийти сюда еще раз. Прошло около месяца, Давид Исаакович никак не забывался, я поняла, что сил ждать больше нет, и поехала в больницу. Каким я чудом попала на второй этаж, туда, где палаты, где лежала я сама, это не объяснить. На этаже уже и санитарка, видя мою растерянность у входа, начала меня исподволь допрашивать. Я увернулась, сочинив что-то вразумительное, вроде, я вспоминала номер палаты, и пошла прямо по коридору. Время я выверила: слышен был вновь его приятный баритон в одной из палат. Все правильно, обход идет.

Он ходил из палаты в палату, со всеми долго разговаривал, осматривал. Я жалась к стене в коридоре, надеясь, что он меня не заметит. Так и было, Давид Исаакович был увлечен работой и ни на что постороннее не обращал внимание. А я стояла и ловила каждый его шаг, каждый взгляд, каждое движение руки. Он прекрасен, как статуя греческого бога, как я смела мечтать, что смогу к нему прикоснуться?

Обход закончился, и он прямиком мимо меня побежал с медсестричками курить на лестницу. Их было две, обе молоденькие, как и он, одна та, что делала мне процедуры в палате, другую я просто видела в больнице, пока лежала. Медсестры торопились за ним поспеть, смотрели на него с каким-то эротическим обожанием. Он отвечал заинтересованными улыбками. Мое сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Я юркнула следом за ними на лестницу и поднялась буквально на полпролета выше, стояла на ступеньках. Все было прекрасно слышно, они никого не стеснялись и говорили громко. Конечно, они ведь не предполагали, что в пяти метрах стоит бывшая пациентка и ловит каждое слово. Разговор шел о пустом: какие-то мелочи по работе, хохмы, типичные для молодежи, рассказы про то, кто как напился в выходные. Шуршали их халаты, я ни о чем не думала, только надеялась, что он никого из них не трогает. Неожиданно одна медсестра ушла под каким-то предлогом, оставив их вдвоем. В момент, когда они прощались, я погрузилась в свои мысли и прослушала причину такого разделения. Наступила недолгая пауза, потом заговорщицкий шепот Давида Исааковича, противное хихиканье медсестры, снова шуршание халатов. Я замерла, замерло и мое дыхание. Мне стало дурно. Боже, нет! Неужели он ее лапает?! Ну, а на что ты надеялась? Ведь он такой красивый и женщины так на него смотрят. Шуршание халатов усилилось, стали слышны чмоканье и сопение. Она тихонько застонала. Я стояла и глотала слезы безумной ревности. Как это пережить? За что схватиться? Я убью эту суку! Как она смеет только?! Ах, ведь он же сам ее трогает, какой смысл злиться?

Вдруг его голос с командной ноткой: «Ну ка, пошли работать! Вечером зайду». Она: «Ох, ну ладно, ладно, иду уже... «. По ее довольному тону было понятно, что Давид вечером ее не разочарует. Я не успела спрятаться, подняться выше и, когда они выходили с лестницы, он почему-то обернулся и