чувствовал в себе...
— ... Что это было? — спросил он, когда смог говорить.
Лиза сидела на нем. Пиджак и манишка были на ней, остальное валялось на полу. Огромный член распирал ее, как бревно, хоть уже и выплюнул всю влагу.
— Я тебя трахнула... или трахнул? — ответила Лиза.
— Вот-вот. Мы с тобой что, немножко эти... трансы?
— Да нет. Просто... просто это игра такая. Разве плохо? — спросила Лиза, ласкаясь к Степану. Она снова была девочкой.
— А ты что, не видишь? Какое нахуй «плохо»? Это капец. Это чума, — хрипло говорил Степан, прокручивая в себе то, что было.
— Просто я очень боялась, что ты рассердишься на меня за это, — Лиза тронула свою лысину, — и хотела, ну, взять ситуацию в свои руки... Эээ, ты чего?
Степан вдруг извергся в нее новым фонтаном, которому уже неоткуда было браться.
— Я знаю, кто ты, — сказал он Лизе, когда отдышался.
— Кто?
— Маска. Из фильма с Джимом Керри. Помнишь — лысый такой, зеленый?
Это было в яблочко. Лиза ойкнула, вскочила, достала коробку грима, подбежала к зеркалу и, взвизгивая от восторга, выкрасила себя в ярко-салатовый цвет. Потом пририсовала алые губы, как у настоящей Маски, повернулась к Степану и приняла картинную позу:
— А вот и я, детка! Развлечемся?
— Афигеть, — прохрипел тот.
Сходство было полным, а пиджак, манишка и галстук пришлись как нельзя кстати. Зеленоголовая Маска с голыми ногами и пиздой, растраханной до красноты, вытягивала вожделение откуда-то из сокровенных глубин его тела, и натруженный член снова торчал, как пушка...
— Лиз... Я опять... — просительно сказал Степан, подходя к ней.
— Э нееет, детка! Сперва надо принять приличный вид. Смотри, на кого ты похожа! Раз так ходят приличные девушки? — Лиза дернула за его член и, хихикнув, подбежала к шкафу. Степан, обливаясь холодным потом, смотрел на ее голую задницу. — Вот! Как раз для моей Машеньки. Давай! Давай-давай-давай! — она добыла из шкафа длинное бархатное платье и, не обращая внимания на протесты Степана, подлетела к нему.
Почему-то это было невыносимо стыдно (даже перед Лизой), и Степан, красный, как помидор, сопротивлялся минуту или больше, — но потом смирился и покорно давал Лизе играться собой, как живой куклой. Бархат окутал голую кожу нежным коконом, щекоча елду, торчащую под платьем. Упаковав Степана, Лиза достала косметичку.
— Нееет, только не это, — завопил Степан.
— А марафет навести?
Ловкие, ласковые руки закружили, затеребили, затискали Степана, напихали ему ваты под платье, сделав бюст, накрасили ему липкой помадой губы, вымазали тоналкой физиономию, подвели брови... Старательно сопя, Лиза сделала ему ресницы, нарисовала стрелки на веках, натерла их тенями, — а Степан молча таял от умиления, окутавшего его, как бархат платья, как нежные и беспощадные Лизины руки... Под конец она соорудила ему вечернюю прическу, и Степан хныкал от мурашек, которых она пускала ему, роясь в корнях волос.
— Ну вот, красотулька какая! Мммм! — сказала наконец Лиза, любуясь своим творением.
Степан, млея, подошел к зеркалу.
Оттуда на него смотрела самая настоящая девушка, миловидная, густо накрашенная,