Поменялись местами

с чувственными губками и большими глазками нараспашку. Из-за ее спины выглядывал зеленый чудик, ухмыляясь алым нарисованным ртом.

— А это у нас что? — он схватил Степана за член, распиравший платье. Степан взвыл. — Вау-вау-вау, какие песни! Кошечки закрякали, уточки заквакали?

— Я чуть не кончил... ла, — жалобно сказал он

— Чуть-чуть не считается. Гей-гоп! Глянь, какая штукенция у меня есть! — лысый чудик прыгнул на кровать, раскорчил голые ноги и похлопал себя по пизде. Пизда громко чавкнула.

Степана не пришлось приглашать дважды: как тигр, он прыгнул на Лизу и вдвинулся в нее, едва не порвав платье.

Никогда еще он так яростно не ебал ее, никогда не молотил бедрами так бешено, вламываясь лобком в лобок и звонко шлепая яйцами по липкой плоти. Зеленый чудик хрюкал и пускал слюни, кончая под ним, и Степан уже давно выпустил обойму спермы в растраханное жерло, но все никак не мог остановиться и долбил его окаменевшим членом, выдавливая из себя последние капли наслаждения, горького, как рябина...

В тот вечер супруги долго еще не могли успокоиться. Когда они снова обрели дар речи — оказалось, что с их безумным маскарадом жалко прощаться, прямо до слез.

Было решено продлить праздник, сколько хватит сил. Зажгли свечи, раскупорили шампусик — одну бутылку, потом другую, — выпили за любовь, за секс, за оргазм, за театр, за мальчиков, за девочек, за лысых девочек, за волосатых мальчиков...

Лиза изображала Маску, Степан — нежную, застенчивую Машеньку. Алкоголь, свечи и лихая беседа в лицах взвинтили их до предела. Когда вторая бутылка опустела, было решено идти веселиться. На часах было полдвенадцатого, но их это не смутило. Пьяная Лиза вошла в образ и чувствовала себя настоящей Маской, да и Степан не отставал. До смерти перепугав таксиста, они влезли с песнями в потрепанный «Жигуль», который вполне сошел за «Феррари», и там подрались, помирились, поцеловались взасос, вымазали таксиста гримом, трижды меняли направление, пока не остановились у клуба «Черный Осьминог» и не вылезли, пританцовывая, прямо в лужу, сунув водиле пачку баксов (отчего тот резко подобрел).

Лиза достала косметичку, обновила грим себе и Степану, и они пошли в клуб.

— Встряхнем этот кабак, детка, — сказала она, поводя глазками, как настоящая Маска.

Через десять минут все действа в клубе прекратились: пацаны и девки окружили Маску с Машенькой, лихо отплясывающих чечетку. «Во дают трансы» — говорили в толпе. Потом Маска пошла приставать к девицам, а Машенька приревновала ее и отвесила пощечину, и Маска на коленях просила прощения. Хохмы и прибаутки перли из нее, как из брандспойта, и две сотни человек, не дыша, наблюдали за этим удивительным фонтаном таланта, наглости и возбуждения.

Они не помнили, как добрались домой. Проснулись они в полпервого, как были — в гриме, в костюмах, — и сразу, не успев выяснить, что к чему, стали трахаться, подвывая от удовольствия.

— Ты потрясающая актриса. Ты жутко талантливая, — говорил Степан Лизе за завтраком. (Так оно и было, судя по всему.) — Ты настоящая Маска. Я прямо 

---

Переодевание, Романтика

---

Вернуться назад