и Лизе, и Степану казалось, что раньше, до «наоборот», они вообще не жили.
— Боже, как хорошо, — говорила Лиза, затраханная до полусмерти в обе дыры сразу — членом и страпоном. — Как же хорошо... За что нам такое, Тяпчинька?
— За все надо будет платить, — говорил ей Степан.
— Платить? Это кому еще?
— Кому — не знаю, но за все хорошее надо платить. Так устроено.
— Ну и ладно! Лучше, чем сейчас, все равно не будет. Давай не думать об этом.
Они забросили всех друзей. Степан забил на халтуры, Лиза отказывалась от ролей в «Арлекине». И даже смена начальства в ее агентстве — событие, жизненно важное для моделей, ибо от порядочности шефа зависело все, — даже это мелькнуло где-то за кадром, и Лиза забыла сказать об этом Степану...
• • •
Однажды она пришла в слезах.
— Новый шеф приказал мне переспать с одним чмом, — сказала она.
— Новый шеф?
— Ну да... Ну, то есть он связал меня с одними людьми, то есть дал им меня...
— Как это — «дал тебя»?
— Ну, порекомендовал... А они... Тяпчик, Тяпчинька, что теперь будет? Они сказали мне, что я должна потрахаться с этим дядечкой, потому что ему нравятся мои фотки, и у него я должна украсть для них одну... одну... Тяпочка, они сказали, что если я не это, то они меня...
Он давно боялся, что вокруг Лизиной профессии начнутся всякие штучки-дрючки, и теперь соображал, кому жаловаться. Но вскоре ему пришла в голову другая мысль:
— Слушай! А если я пойду вместо тебя?
— Вместо меня? Как это?
— Ну так. Поменяюсь с тобой местами. То есть не я пойду, а Машенька, конечно.
— И?..
— И там посмотрим. Главное, что не ты.
— Тяпчик, я боюсь за тебя.
— А я за тебя боюсь сильнее. Актер я или нет? Только...
— Что?
— Для этого мне все-таки придется выбрить голову. Значит, судьба. Эх!..
Было жутковато, но Степан уже давно искал случая доказать себе и Лизе, что он настоящий мужчина. По иронии судьбы это придется сделать в женском платье. Что ж...
Наутро они валялись друг на друге, изнемогая от хохота:
— Понимаешь, я туда прихожу, весь такой красивый... — рассказывал Степан жене. — Проводят меня по дому: кругом золото, мрамор... Хоромы, короче. Не дом, а вестибюль минфина. И в самой-самой дальней комнате, как в сказке — Он. Жирненький такой, в халате. И в очках. Ага, думаю, слепой крот, тем лучше. Встречает меня, всякие пошлости говорит — изысканный, как облако в штанах, блин. Ну, я улыбаюсь ему счастливой улыбкой, скидываю блузку — вот, мол, все, как вы заказывали... Бельишко показываю кружевное, бедрышками делаю, огненные взгляды бросаю... Чувак офигел маленько, даром что слепой. Что это такое? — орет. Ах, пардон, извините, говорю, главное забыл. И снимаю парик... Ну, я думал, дядечка лопнет, и из него весь жир вытечет. Пошел нахуй, педик, орет мне... и еще статуями какими-то бросается, чуть не попал,
Переодевание, Романтика