ко мне руки, привлекая к себе. А я даже не стал полностью снимать штаны: они так и остались на одной ноге, с лихорадочной быстротой раскатал по звенящему от напряжения члену резинку и почти сразу вошел в жаркую глубину. Агнешка, почувствовав меня внутри, сжала губы в тонкую струну, вдохнув со стоном воздух через ноздри, и замерла так, перестав дышать. И лишь после нескольких глубоких толчков она наконец-то смогла разжать губы. А я, прижатый к ее телу ее же тонкими руками, с каким-то отчаянием трахал свою попутчицу. Нет, не так. Не трахал. Это было что-то совершенно другое. Хотя, если разобраться, все было как и у всех: поза, объятия, вздохи. Но помимо этого что-то еще связывало нас, ниточка, завязанная в узелок обоюдной симпатии километрами дороги. И, казалось, что остановись я сейчас, кончи досрочно, то и эта невидимая ниточка порвется.
Все-таки не порвалась. Тонкая серебряная струна звенела у меня в ушах и во всем теле, а перед глазами клубились радужные облака. На несколько бесконечных мгновений, вжавшись до предела в Агнешку, я перестал что-либо видеть и слышать. А потом бессильно сполз в тесное пространство между сидениями, положив голову девушке на колени.
— Ты прелесть... — только и смог прошептать я, но Агнешка, похоже, услышала это и даже поняла сказанное: в ответ ласково погладила меня по мокрым от пота волосам и, также как и я, тихо произнесла:
— Jеstеś dоbrу... u mniе nigdу tаk niе bуłо... dziękuję, dziękuję tоbiе, miłу mój...
Мы даже одеваться полностью не стали, так и поехали дальше в футболках и трусах. Агнешка сидела в пол оборота ко мне, смотрела на меня, улыбалась, изредка касалась моих волос или пальцем рисовала на шее одной ей видимые узоры. Я старался быть спокойным и пытался все время смотреть на дорогу, но это получалось плохо: взгляд постоянно соскальзывал вправо, стремясь поймать улыбку на губах девушки и лучики солнца, застрявшие в ее русых кудряшках. И от этого сердце билось совсем по-другому, совсем не так как обычно.
И через полчаса я не выдержал. Заметив съезд на очередную грунтовую дорогу, идущую вдоль какого-то поля, свернул, даже далеко вглубь отъезжать не стал, редкие деревца все равно не закрывали собой машину, остановился и первый перебрался назад, а Агнешка не раздеваясь, села на меня сверху, всего лишь сдвинув в сторону край трусиков, и плавно задвигалась. А дальше — все быстрей и быстрей, закусив губу и прикрыв глаза, то низко наклонившись, так что укрывала мое лицо своими волосами, то, наоборот, откидываясь назад и опираясь руками на мои колени. Еще пыталась не кричать: иногда ладошкой зажимала рот, а иногда, забыв обо всем, вскрикивала или протяжно стонала. И, наконец, вздрогнула всем телом, как мне показалось от пяток до макушки, и на секунду будто окаменела: замерла, остановив дыхание, а потом, глубоко выдохнув, обессиленно легла мне на грудь...
А потом мы просто лежали, прижавшись друг к