Мы остановились в нескольких метрах от моего подъезда. Я смотрел на сверкающие бриллиантики слезинок в её глазах и тихо злился. Злился уже на себя. Злился за то, до сих пор все ещё обижен на неё. Но этот её крик был таким детски-искренним, что не поверить в её слова было не возможно. Тем более что я хорошо знал её характер и знал когда можно стопроцентно верить её словам. Но упрямая мужская гордость не позволяла отступить и сделать шаг навстречу.
Аня подошла почти вплотную и, как ласковая собачка, глядя на меня снизу вверх, сделала последний шаг к примирению:
— Хочешь, я встану на колени?
— Если бы ты хотела этого, то не спрашивала бы меня об этом, — ответила ей за меня моя ещё не угасшая злость.
Девушка тут же бухнулась коленками в снег.
О, боже! Её действительно ничем не остановишь! Похоже, я, в самом деле, ей так дорог, что она даже готова встать на колени, чтобы вернуть наши отношения. Шапка-зайчик грустно опустила ушки и ждала своего приговора. Волна нежности в одночасье смыла и злость, и обиды, и раздражение. Вместо ответа я подхватил Аньку на руки, перевалил невесомое тело через плечо и пошел к себе домой, не вызывая лифта, по лестнице. Все четыре этажа её голова цеплялась за стены, косяки и двери квартир, но девушка не издала ни звука, лежала, согнутая пополам у меня на плече, наверное, не веря тому, что я уже не сержусь на нее. А тяжёлый камень нашей ссоры, давивший на меня всё это время, окончательно скатился, уступив место приятной легкости её тела.
На площадке, возле двери квартиры, мы неожиданно столкнулись с соседкой.
— Здрасте, теть Зой. — поздоровался я с ней, доставая из кармана ключи.
— Здравствуй, Сашок, — ответила та, подозрительно косясь на мою ношу. — Что это у тебя?
— Да вот, Снегурочку в сугробе нашёл. Сейчас отогрею, потом на Новый год под ёлку посажу, будет стихи мне читать. — я тщательно прятал от соседки улыбку.
— Ну-ну, — она недоверчиво осмотрела детскую фигурку «снегурочки». — Совершеннолетняя, хоть? — тётя Зоя напоследок решила позаботиться о морали.
— Дааа, — придушенно пискнула с плеча Анька, опередив мой ответ.
— Эх, молодежь... — послышался уже с лестницы завистливый вздох соседки.
Свою ношу я сразу отнес в спальню и уложил поперек кровати, оперев головой о стену. Раздевать гостью я начал с низа: сапоги, юбка, плотные зимние колготки, незатейливые трусики с детскими улыбающимися зайчиками (и тут зайчики!), лишь потом перебрался выше, избавляя стройные изгибы от остальной одежды. Анька потянула с головы шапку, но я сжал её руки в своих:
— Оставь.
Она послушно опустила ладони к груди, по-прежнему молча наблюдая за мной. А я как будто впервые увидел её раздетой: в груди теплым облаком разрасталась нежность, но в тоже время низ наполнялся твердостью.
— Точно не беременная? — я навис над её беззащитно — голым телом, и мой голос звучал строго, но в глазах Анька видела игривую насмешку