Папина доця

— Папулик!..

Голос был такой молодой и звонкий, что я обернулся на ходу. И застыл.

— Папулик!

Ко мне летела легкая фигурка — и через секунду врезалась в меня и сжала до хруста, и запыхтела мне в шею, и защекотала волосами, бормоча — Папулик... Папанькин... Блин, какой ты солидный, офигеть просто...

Я был оглушен и полузадушен. В нос ударил острый запах женщины — духов, волос и хрен его знает чего еще; голые руки оплели меня и сдавили, как лимон, и где-то там были сиськи, тугенькие и тоже почти голые, и они влипли в меня вопреки всем приличиям...

— Папань!... Ты чë такой смурной? Не узнал, что ли?

Хватка, наконец, чуть ослабела, сиськи отодвинулись, и я смог вздохнуть.

— Алька?

— Нет, Вера Брежнева! Родную дочь не узнал с утра... Капец просто!

Ее мордашка сверкала таким калейдоскопом эмоций, что у меня кольнуло в груди.

Я действительно не узнал ее. Немудрено: за эти семь лет она стала ТАКОЙ, что...

— Алька? Ты что здесь делаешь?

— Не, ну нормально? Висю у тебя на шее. А что, низя?

— Нет, я... Альк... я имею в виду — ты чего... Здесь?

— Как чего? К тебе приехала! Семь лет не виделись! Как в былинах прям!

— Альк! И что ты... куда ты собираешься, эээ...

— Как куда? С тобой — хоть на край света. Папулик!... — счастливо пропела она, вцепившись мне в рукав.

Помощники, сопровождавшие меня в офис, молча пялились на нас.

— Альк, но... Я иду на работу, понимаешь? И у меня сейчас важное совещание...

— Ну и клëво! Обожаю важные совещания! Посмотрю на тебя, какой ты важный и крутой у меня.

— Альк, но...

— ... и все будет, как тогда, помнишь? Тогда ты тоже брал меня на совещание, а потом мы все дико прикололись, помнишь?

Как не помнить.

Вцепилась в меня, как макака, и пришлось с ней, висящей на рукаве, проводить мозговой штурм... Я тогда приехал в Москву — не к ним, а по делам. Только-только начинал свой бизнес. Решил быть человеком и навестить Любу с Алькой. Мы с Любой не были расписаны, но деньги-то я ей высылал, не подонок же... А она, Алька то бишь, так обрадовалась, так висла на мне, так визжала, что я просто взял и остался там на целых две недели. И потом мы переписывались по инету — долго, много лет... Ну, а потом все стало затухать, как обычно. И я так и не смог к ним приехать — все дела, дела, ни секунды свободной не было, ëлки зеленые... Люба не отпускала ее ко мне. Сама тоже занята была...

Альке тогда было одиннадцать. Я, конечно, видел ее фотки, где она уже с фигурой и со всем — но ëлки зеленые... И это моя дочь?

Вот эта красотка, у которой каждая клетка ее гибкого, бессовестно раздетого тела прямо-таки кричит молодой силой, терпкой и влажной, как ее губы, и от этого самому хочется кричать и выть волком?

Вот это вот голоногое чудо в перьях, выряженное