пьянил меня не хуже винных паров.
Свой язык я завел под ее верхнюю губу и стал гладить десну. Она же ухватила мою нижнюю губу зубами и прикусила. Сначала легонько, потом сильнее. А потом очень сильно, так, что у меня непроизвольно выступили слезы. Но боже, как это было приятно! Эта острая боль пронзила меня насквозь и остановилась на кончике члена.
Если она прикусит сильнее — у меня лопнет головка, — подумал я и вырвал свою губу из ее зубов.
— Оставь это, — я стал к ней боком, обхватил одной рукой под коленями, а другой — за шею, и поднял. Она выронила пакет, который звякнул об паркет, и двумя руками крепко вцепилась мне в шею.
Мы вошли в комнату, и я осмотрелся, куда же сесть.
— Пошли в мою комнату, — подсказала Настя.
В ее комнате помимо письменного стола, платяного шкафа и книжных полок оказался диван. Довольно большой.
Мы плюхнулись на него, диван недовольно отозвался скрипом пружин.
Настя оставалась у меня на коленях. Одной рукой я поддерживал ее за плечи, другая же поползла под топик. Мы продолжали целоваться.
Несколько плавных движений по животику, и рука поднялась выше, к грудям. Она ощупала сначала одну, потом другую, словно проверяя, те ли это груди, к которым уже успела привыкнуть.
Убедившись, что с грудью подмены нет, я перевел внимание на сосочки. Мне очень нравилось проводить сосок между своими пальцами. Я делал это по очереди — вначале между указательным и средним, затем средним пальцем и безымянным. Когда дошло до мизинца — сосочек ее правой груди уже был твердым и топорщился кверху.
Надо было переходить к левой груди, но Настя вдруг отстранилась и спросила: «А как же вино?»
Возникла дилемма. С одной стороны — она была права, вино продлит удовольствие сегодняшнего вечера. С другой — где найти силы оторваться от ее тела, отпустить ее от себя?
— Прямо сейчас? — я все еще был под впечатлением от ее груди.
— Ну не через месяц ведь! — засмеялась Настя, встала с колен и пошла на кухню, прихватив с пола пакет по дороге. Я смотрел ей вслед, любуясь ее фигурой, особенно попой, когда она наклонилась за пакетом. Ее босые ступни оставляли едва заметные отпечатки на паркете. Они почти сразу же исчезали, испаряясь, но в этом простом процессе крылось какое-то таинство, какие-то женские чары. Во всяком случае, я готов был смотреть на это часами.
Я пошел следом.
— Где откушаем?
— Давай здесь, на кухне.
— Где у вас бокалы?
— Ой, я боюсь за хрусталь. Давай из обычных стаканов?
— Давай, — я открыл дверцу кухонного шкафчика.
Пока Настя нарезала сыр и раскладывала фрукты, я открыл бутылку и налил в два стакана чуть больше половины.
Мы сели друг напротив друга за небольшим обеденным столиком.
— Такого вина не подают даже в лучших ресторанах Лондона и Парижа, — я поднял свой стакан, жестом предлагая Насте сделать то же самое.
— За что выпьем?
— Давай за нас.
— За нас!
Я сделал несколько мелких глотков, смакуя напиток. Вино разлилось во