фонаря, отнюдь не комплиментарном. Отличие в одном: вместо голодной бездны в глазах Эрика я вдруг вижу, как он улыбается. И невольно улыбаюсь в ответ.
Не буду я его расспрашивать о прошлом. Что посчитает нужным — расскажет сам. Да, я чёртов романтик. Мне нравится недосказанность, нравится некая дистанция в отношениях, этакий лёгкий налёт нуара. Когда каждое прикосновение — удар тока, когда ноги дрожат от одного поцелуя. Когда мужчина в моём присутствии расслабляется, чешет в трусах или в зубах ковыряет — искра гаснет, и я исчезаю. Молча, без обьяснений. Видимо, я не создана для семьи, в том понимании, к которому привыкло большинство, для непритязательного уюта — а может быть, просто не созрела для этого. Знаю, многих обманывает мой образ рубахи-парня, но тем, кто на него ведётся, прямая дорога во френдзону, выхода из которой попросту нет.
Может быть, именно в этом секрет притягательности Чёрного Льда? То, что для меня он — загадка, нечто новое и непонятное? А может, всё проще: хорошим девочкам всегда нравились плохие мальчики.
В кабинке тесно, места едва хватает на то, чтобы вытянуть руку и коснуться противоположной стороны, а сейчас, когда внутри я и Эрик, пространство и вовсе скомкалось. Я прикрываю дверцу, горячий пар быстро наполняет кабинку, оседает на пластике и коже крупными каплями, которые щекотно стекают вниз, наши волосы мокрыми прядками липнут к лицу, завиваются тяжёлыми кольцами. Ладонь Эрика оставляет на белом перламутре комбинезона полоску грязи и... Я присматриваюсь: кровь? Хватаю его за запястье, разворачиваю тыльной стороной к себе. Господи... Перчатки на ладонях разодраны в хлам, кожа сорвана длинными полосами, не глубоко, но сильно, видимо, кровь запеклась, а сейчас отмокла. Откуда это? Ох, да откуда, если не от моей удавки...
Я молчу. Просто смотрю на эти следы, в слабом свете выглядящие почти чёрными. На левом запястье, там, где пульс, татуировка — малозаметная, светло-голубая, непонятное переплетение линий — иероглиф, что ли. Отпускаю руки Эрика, сама тяну вниз молнию его комбинезона. Я не хочу, не могу сейчас говорить. Благодарить нужно иначе, я прекрасно знаю, как, но помню, как он вздрагивал, когда я касалась его кожи, помню, как отстранял мои руки.
— Скажешь, если что-то будет не так?
Отстегнув магнитные застёжки перчаток, я осторожно, стараясь не зацепить ссадины, стаскиваю их с Эрика одну за другой. Крупные, костистые ладони, но кожа на них такая мягкая. Белоручка. Чёрт, я опять улыбаюсь.
— Хочешь, я всё сделаю сама?
Мне хочется стащить с него комбинезон, хочется увидеть его голым, хочется обласкать языком и пальцами каждый квадратный сантиметр этой белой кожи. Заниматься с ним сексом неспешно, смакуя каждый момент, томительно растягивая минуты. И в то же время — хочется отдаться ему прямо сейчас, упираясь спиной и пятками в мокрые стенки кабины, соскальзывая, смеясь сквозь мат, жадно и дико трахать его, метя его плечи вмятинами от ногтей, разукрашивая шею следами от поцелуев, такими же, как те, что оставили его губы. Я хочу его всего