Лечение

Ну!..

Фельдшер был первым сквернословом на деревне, и это знали все. Катя наконец поддалась ему, распахнув лиловатую стыдобу, поросшую русым волосом.

— Как по мне, так все хорошо... — бормотал тот, углубляясь в Катины недра. Оттуда по внутренней стороне бедра текла маслянистая капля. — Ебаться хочется, да? — вдруг спросил Пал Семеныч.

— Эээ...

— Не стыдись, Катюш. Я ведь доктор. Когда твой Макар последний раз тебя ебал? Ну?... Давно?

— Давно, — пискнула Катя.

— Когда?

— Не упомню уже... Кажись, зимой, когда еще не больно брюхатая-то была...

— Почему так?

— Брееезгует! — Катя вдруг разревелась, зажав глаза кулачками. — По чужим женам ходит, по тоненьким... Все бабы об том знают, кости нам перемывают... Мне говорит — уродище, говорит, толстобрюхое, у меня на тебя не стоит, говорит... Ыыыы!..

— Мда, — сказал Пал Семеныч, поглаживая Катю у самой пизды. — Сколько лет живу, а такого не слыхал.

— Одна только радость у меня... хоть бы Бог дал, и ребеночек народился здоровенькой...

— Родится, Катюш. Все у тебя славно, все в соответствии, так сказать. А то, что ты беспокоилась — думаю... думаю, твоему телу просто любви хочется. Разумеешь?

— Как так? Ведь ребеночек уже... к чему оно? — шептала удивленная Катюша.

— А вот так вот. Тело не спрашивает, что к чему. Ну, от этого есть лечение...

— Какое?

Пал Семеныч тронул Катюшину пизду, масляную, горячую, как блин со сковороды. Потом расстегнул ремень...

— Не, Пал Семеныч, не! Не вводите в грех! — заверещала Катя.

Фельдшер застыл.

— Ладно уж... Лежи, Кать. Сейчас мы тебя вылечим без всякого греха. Сейчас... Раздвинь-ка ножки.

Нагнувшись, он прильнул ртом к распахнутой пизде.

— Что вы... что вы де... — захлебнулась Катя.

— Лефение такое. Лефи молфя, — шамкал Пал Семеныч, обволакивая языком лиловый вулкан, извергавший потоки соли.

Катя хотела что-то сказать, но не смогла — обмякла и вытянулась тряпкой, закатив глаза. Огроменное ее брюхо колыхалось, как танцующая гора, вслед за бедрами и пиздой, млевшей от долгожданной ласки. Пал Семеныч сунул туда два пальца, нащупал бугорок и впился в него, не прекращая трудиться языком. Другой рукой он дергал свой конец, добытый из расстегнутых брюк.

Когда оттуда выплюнулась сладкая лужица, он вытянул свободную руку к Катиной груди и скатал взбухший сосок в живой огненный комочек...

Приемная Пал Семеныч знавала немало воплей, но таких истошных не слыхивала ни ночью, ни днем. Катя верещала и молотилась головой, как в столбняке, и из пизды ее прыскало в Пал Семеныча белой солью, жгучей, как кипяток...

Потом свекольное Катино личико засветилось такой улыбкой, что Пал Семеныч не вытерпел — впился поцелуем в горячую щеку.

— Иииы, — скулила счастливая Катя. — Колючий какой... Что вы натворили? Что это было?

— Лечение такое, Кать. Чтоб в пизде не ныло, — отвечал фельдшер и гладил ее по волосам, по грудям и по необъятному брюху, в котором ворочался Катин ребятеныш, недовольный такой встряской...

На следующий день Макара, Катькиного блудливого мужа, зарубил топором сосед Семен Коровьев, застукав его со своей женой.

Откричала свое Манька Коровьиха, валяясь в ногах у Семена, повязанного урядниками; 

---

Традиционно

---

Вернуться назад