Королева Кровавой Луны

наконец ответить на свой поцелуй и с жадностью требовать новых все более распаляющих движений.

Шанталь неловко ухватилась за камзол герцога, чтобы не упасть, но все равно едва держалась на ногах от страсти и страха, и, если бы не его руки, она давно упала бы в обморок. Голова ее кружилась, все тело горело, с губами творилось что-то невероятное — они превратились в неутолимый источник наслаждения, любое прикосновение к которому вызывало одновременно стыд, жажду, дрожь и слабость. Поверить в то, что тот самый холодный, неприступный, чопорный и строгий герцог Верлен, целовал ее сейчас так откровенно и вызывающе, было просто невозможно. Признаваясь ему в любви, девушка вовсе не ожидала от него подобной реакции. В книгах, которые она читала, на признания обычно отвечали признаниями и клятвами, а вовсе не подобными непристойными поцелуями.

Между тем сладкие губки и божественно совершенное полуобнаженное тело королевы распалили дерзкого молодого человека, который не привык останавливаться на столь невинных ласках. Он заставил себя оторваться от ее губ, скинул с ее плеча тончайшую бретельку кружевной сорочки, едва прикрывающей вздымающиеся над корсетом полные груди девушки, и обнажил одну ее грудь до соска. Будущая королева только безмолвно прятала глаза, растерянная, возбужденная, взволнованная и совершенно не знающая, что предпринять и как реагировать на подобную наглость. По всему его самоуверенному, нахальному и по-прежнему невозмутимому виду можно было догадаться, что никакие социальные условности его ничуть не смущают и не остановят. Насладившись красотой и растерянностью ее милого личика, ее обнаженных мягко очерченных плеч, ее упругих грудей с поднявшимися от возбуждения бутонами, Верлен снова впился в ее истерзанный ласками ротик жадным поцелуем, настойчивым и непристойно проникновенным. Одной рукой он принялся дразнить ее обнаженный сосок, поигрывая им кончиками пальцев, другой рукой он прижимал ее к себе с такой силой, что вырваться из его объятий казалось совершенно невозможным.

По мере того, как Шанталь теряла над собой контроль, герцог все более упивался своей властью над этой гордой кокеткой, мнящей себя будущей правительницей огромной страны. Ему было даже забавно думать о той истинной роли, которая будет ей отведена в ближайшие годы, пока она не окрепнет сердцем, не поумнеет, не наберется союзников и не начнет отличать врагов от друзей. А роль эта будет заключаться в том, чтобы слушать его, учиться у него, подчиняться ему, а теперь еще, естественно, служить ему преданной и исполнительной рабыней в постели. Сейчас эта глупышка даже не понимала, что Верлен был способен заставить ее полностью потерять над собой контроль и перейти все грани приличий — ее честь, ее жизнь, ее боль и блаженство теперь будут зависеть от его расчетливых планов и случайных прихотей. Возможно, она хотела его оттолкнуть, хотела возмутиться, хотела рассердиться, но вместо этого из груди распаленной девушки доносились тихие стоны впервые испытанного блаженства от мужской близости.

Наконец, повинуясь своей безотказной интуиции, герцог почувствовал, что время их подходит к концу. Взяв себя в руки