Превращение

"Сегодня что-то должно произойти, что-то нехорошее, или наоборот хорошее» — чувствовала Анна по дороге на работу. Жаркая, летняя июльская московская жара давила на мозги. Раскаленный воздух, душные автомобильные пробки, забитые до отказа потными телами вагоны поездов метрополитена — все это не оставляло двадцатипятилетней девушке большого выбора в одежде. Белая, тонкая почти прозрачная блузочка, черная обтягивающая юбка — много выше колен, чем в принципе положено по офисному дресскоду, да еще и с вырезом, но на это в такую жару на работе никто не обращал внимания — все сами оголялись, как могли. Длинные стройные голые ноги обуты в изящные черные босоножки на высокой шпильке — как начальница своего отдела, Анна могла позволить себе приходить в чем душе угодно, но все-таки старалась соблюдать офисный вид, и от своих подчиненных требовала того же. Единственным отступлением от правил были высокие каблуки — маленькая слабость стройной женщины. Ими она словно подчеркивала свой и без того высокий рост (около 180 с) Завершало туалет тонкое атласное белье, естественно белого цвета.

Изящный лифчик лишь едва закрывал соски больших упругих грудей девушки, оставляя широкое поле для фантазии.

Жара, жара убивала всех. Скорей бы скорей добраться до офиса — видок, конечно, тот еще, но ведь не станешь же объяснять каждому встречному, что на работе кондиционер неисправен. Хорошо хоть работа недалеко от дома — пять минут быстрым шагом, и ты уже поднимаешься в прохладный, (прохладный? ага! наконец этого негодяя починили) офис.

— Здравствуйте Анна Сергеевна — две ее подопечные ангельским голоском приветствовали начальницу.

Компания на "И», как их называла Аня: Ира и Инна. Две молодые вертихвостки, еще недавние студентки быстро нашли общий язык между собой, и со свойственной молодости бесшабашностью принялись досаждать своей "глупенькой стерве» (так между собой они называли Анну).

Глупой и необразованной мало у кого бы язык повернулся назвать Анну Сергеевну с ее то престижным образованием и начитанностью, но глубокое душевное всепрощение, какая-то внутренняя пассивность и застенчивость выдавали в ней все еще юную провинциалку пуританского воспитания. Конечно, жизнь мегаполиса наложила на нее свой отпечаток (те же высокие каблуки, да сегодняшний непонятно почему яркий макияж), но в душе она всеми силами боролась с "низостью» и "извращенностью» большого города.

За это в тайне, даже от самих себя, и презирали ее две подруги. Обе коренные москвички, они видели в ней некую слабость и инстинктивно, словно две хищницы, искали путь к своей "жертве».

Начальница отвечала им тем же, хотя ничем большим, как извинением именно с ее стороны это не заканчивалось. Она всегда извинялась, даже если была права, стараясь то ли шуткой, то ли каким-либо еще способом сгладить острые углы в их отношениях. Очень часто ей это удавалось: используя свою природную обаятельность и теплоту души, она легко разряжала обстановку, но иногда+. Иногда ничего не получалось, и Анины извинения звучали робко и неуверенно. В такие моменты щеки ее краснели, а дыхание становилось прерывистым. Надменный взгляд "победительниц» вызывал в ней противоречивые чувства: с