Наблюдатель

Рассказ писался для дуэли, но уважаемая Капочка так расстроилась из-за моего предыдущего «опуса», что я решила ее немного порадовать этим. Или добить — тут уж как получится.

С уважением, Не-комментатор)))

Этого просто не может быть! Это невозможно! Это чудовищно и... чарующе...

Я стоял у окна и не мог оторваться — на разобранной кровати ласкали друг друга две красивые ухоженные женщины. Когда я только заметил их, направляясь к задней двери, мне захотелось развернуться и убежать, но что-то остановило меня. Их поцелуи были такими самозабвенными, объятия такими чувственными, а ласки такими нежными, что у меня тут же потекли слюнки.

И их лона так бесстыдно смотрели прямо в незашторенное окно...

Но вот загорелая брюнетка затряслась мелкой дрожью. Ее ножки судорожно сжались, жадно захватывая ладонь белокожей стройной блондинки, которая в свою очередь протяжно завыла, также дрожа и прижимая к своему ненасытному лону руку своей любовницы. И они повалились на постель, целуясь и постепенно успокаиваясь.

Это было сигналом — я развернулся и выбежал со двора.

Лишь через два квартала, завидев недавно открывшийся бар на углу, я понял, что мне надо выпить.

Бармен с кривой ухмылкой поинтересовался, действительно ли я совершеннолетний. Я молча помахал перед его носом водительским удостоверением и заказал двойной бурбон.

И только усевшись за столик и сделав глоток гадкого алкоголя, решил разобраться, что же вызвало во мне такую бурю негодования.

Для начала, пожалуй, надо рассказать о себе. Меня зовут... а, впрочем, какая разница, как меня зовут. Пусть в моей истории не будет имен, потому что она не уникальна — таких как я тысячи, если не миллионы.

Отца своего я никогда не знал и не интересовался ни его личностью, ни его судьбой. В этом у нас была полная взаимность — он тоже ни разу не дал о себе знать.

Воспитанием моим занимались мама и тетя — мамина родная сестра.

Они во мне души не чаяли. Стоило мне чуть нахмурить брови, как к моим ногам тут же ложились любые игрушки, сладости и прочие детские радости. А стоило повысить голос, как они со слезами на глазах бросались меня утешать — опять-таки с игрушками и конфетами.

Нужно ли говорить, что соседские дети меня не любили, в школе дразнили, и друзей у меня не было? Нужно ли говорить, что к своим пятнадцати годам я имел лишних фунтов сто весу, прыщи на лице и вагон комплексов? Да, и в обмен на обожание и почти поклонение мои мамки требовали беспрекословного подчинения — с этой компанией не водись, в эти игры не играй, дома быть не позже девяти.

А когда в выпускном классе оказалось, что я поступил в колледж в другом штате, горю их не было предела. Я тоже печалился при них, зато в одиночестве, запершись в своей комнате, ликуя, рисовал в воображении самые радужные картинки. Я строил себе такие планы на жизнь в кампусе, так мечтал о том, как буду толпами водить к себе девушек, как они будут вешаться на меня и обожать