Наблюдатель

хлопнул меня по плечу.

Ну, кому поплакаться, как не ему? И я поплакался...

За время моей исповеди мы прикончили бутылку и начали вторую.

— Так, значит, лесби? Девочка с девочкой? — в который раз переспросил он и облизнул губы.

Я кивнул.

— Покажи мне... — я посмотрел на него, как на сумасшедшего. — Я заплачу, — добавил он, понизив голос.

— Ты в своем уме? Ты понимаешь, о чем ты меня просишь? — сначала вскрикнул я, но потом тоже перешел на шепот — несколько пар глаз в недоумении уставились на нас.

— Пойдем отсюда, — он потянул меня за рукав...

На улице уже стемнело и один за другим загорались фонари.

— И как ты себе это представляешь? — продолжал отнекиваться я, хотя уже вполне четко представлял себе, как и когда это можно было бы провернуть. Но нельзя же вот так сразу взять и согласиться?

Но и он уже все придумал и продумал:

— Очень просто — будешь следить за ними. И как только заметишь какое-то шевеление в этом направлении, наберешь меня. Оплата сдельная по полтысячи баксов за просмотр.

Я прикинул — если в течение недели они этим занимаются, положим, три раза, выходит полторы штуки в неделю. Не хило получается!

И вдруг меня такое зло взяло. Да к черту, подумал я, эти долбанные извращенки всю жизнь меня гнобили и притесняли. Теперь пришел мой черед!

— По рукам, — сказал я и зажмурился. Зачем? Наверное, чтобы не передумать, видя самодовольную ухмылку на его сытом лице.

Он снабдил меня биноклем с восьмикратным зумом и спальным мешком, помог вскарабкаться на крышу гаража соседнего пустующего дома, выдал мобильный с единственным забитым в телефонную книгу номером — его номером. И отправился домой.

А я остался наедине с темным окном и луной у меня над головой.

Ночи стояли еще теплые, но уже не такие душные, как летом, поэтому ночевать на улице было даже приятно. Хмель из головы постепенно выветрился, и мне стало страшно. На что же я согласился? Это же унизительно! Мои мама и тетя... Мало того, что сами по себе отношения между женщинами это ненормально, так они же еще и сестры! Гадко, как же это гадко! И я гадок, что рассказал об этом постороннему человеку, что наблюдал за ними, что согласился продавать их личную жизнь! Что же мне делать? Конечно, самым правильным сейчас было бы спуститься с этой чертовой крыши, пойти домой и все им рассказать, но...

Что-то сдерживало меня. Обида? Мстительность? Эгоизм? Алчность? Не знаю, но я продолжал лежать на спальнике и до рези в глазах смотреть на темное окно их спальни.

Вдруг за стеклом вспыхнул свет. Я чуть не выронил бинокль. Когда, наконец, совладал с собой, у меня снова рот наполнился слюной.

Они сидели на кровати совершенно голые и самозабвенно целовались.

С трудом сдерживая дрожь и не отводя от глаз бинокль, я нажал на кнопку вызова на телефоне.

— Началось, — прохрипел я в трубку.

Ответа я не услышал — они повалились на кровать, и белокурая шевелюра тети покрыла мамину гладко