Похороны бабушки

и отошла от двери. Но она, обняв маму за плечи левой рукой, опять поцеловала ее в губы, а правую руку опустила на мамину волосатую писю.

— О-о-ой! — чуть ли не взвизгнула ошеломленная мама, и попыталась отодвинуться подальше от «тетушки» и ее шаловливых пальчиков.

Но Гита обрушила на маму град поцелуев, в то время как ее указательный пальчик погрузился в мамину щелку.

— Милая, у тебя такая чудная писечка, но невероятно волосатая. Почему, сладкая моя?

Мама пробормотала в ответ, что муж разозлится, если она побреется.

Тогда «тетушка» с горящими от удовольствия глазами устроилась у мамы между ног и двумя руками раскрыла ее щелку. Затем нежно, но, крепко держа пальцами губки, она еще шире раздвинула мамины ноги. А мама лежала, выставив свою волосатую промежность напоказ, словно шлюха, вздрагивая от каждого прикосновения Гиты. Я даже представить себе не могла, что моя настолько консервативная в вопросах секса мать так легко сдастся «тетушке», которая этот момент настойчиво искала спрятавшийся в этих роскошных зарослях клитор.

Наконец отыскав его, Гита прижалась к раскрытой маминой писе и, не спеша, стала облизывать клитор. Мама с каждым движением бедер пыталась буквально впечатать свою щелку в мокрое от непрерывно текущего оттуда сока лицо Гиты.

— О-о-о-о! — застонала она, кончая.

Однако «тетушка» не остановилась на этом, и довела маму до второго оргазма мощностью двадцать баллов по десятибалльной шкале. Затем она сменила позицию и устроилась на маме сверху, как мужчина на женщину и стала энергично тереться своей выбритой о мамину волосатую. Ее мощные ягодицы так и ходили «туда-сюда». Мама подмахивала ей с той же скоростью. Было видно, что она за всю жизнь не испытывала такого удовольствия, и старалась восполнить этот пробел. Женщины вошли в раж и двигались все быстрее и быстрее, хрипя и подзадоривая друг друга. Кончили они одновременно. Я тоже не смогла удержаться и, сунув руку в трусы, стала ласкать себя, не отрывая взгляда от извивающейся парочки.

— А-А-А-А-А! — не знаю, кто из них кричал громче, но их вопли звучали для меня, как музыка.

Когда женщины обессилившие растянулись на постели, я тоже кончила и, не сумев сдержать чувств, взвизгнула:

— Ой-ой!

Какая же я дура! Они обе посмотрели в сторону двери, и мама быстро прикрылась. Она покраснела от злости и стыда, и не поднимала глаз. Еще бы я поймала ее, занимающуюся любовью с другой женщиной. Гита в отличие от нее сохранила спокойствие, лежа передо мной абсолютно голая, мокрая от пота.

— Иди к нам, милая! — сказала она.

Я медленно вошла в комнату.

— Детка, мы с твоей мамой давние подруги, сейчас делаем то, чем занимались раньше. В этот нет ничего плохого, дорогуша, наслаждение есть наслаждение, неважно с мужчиной ты его испытываешь или с женщиной.

Она ясно давала мне понять, что маме совершенно незачем знать, что мы уже трахались с ней до потери сознания. Я решила подыграть ей:

— Мне ужасно неловко, но я проснулась и, не увидев маму рядом,