Последняя ночь Самайна

целое. Най села сестре на колени, обвив ногами ее талию, и, обжигая поцелуями шею, освободила из плена летнего неба ее тело. Ундина нежно улыбнулась и стыдливо прикрыла ладонями груди.

А Най снова оказалась во власти ее неземного очарования: ее слух ласкал этот знакомый тихий смех, ее ноздри щекотал аромат женского тела, а ее взгляд, будто в первый раз, восхищенно открывал для себе его плавные и грациозные линии. Она взяла Ундину за запястья и мягко, но настойчиво отодвинула ее руки.

У нее была изумительная тяжелая грудь, молочно-белая с голубоватыми прожилками вен и необыкновенно большими розовыми сосцами. Когда Най смотрела на ее божественную наготу, ее память невольно возвращалась к воспоминаниям забытого детства, когда она маленькой девочкой засыпала на груди няни Энн, которая была для нее тогда самым надежным приютом на свете, и Ундина казалась ей самым теплым и милым существом в мире, и похожее на боль желание, поднимавшееся из потаенных глубин ее тела, превращалось в огромную нежность, рвавшуюся из глаз потоками горячих слез.

Най позволила вечности длиться, только взглядом лаская нежное тело подруги, чтобы подарить ей тот самый восхитительный миг, когда ее кожа, превратившаяся в тлеющую, медленно нарастающую истому, вспыхнет яркой вспышкой наслаждения даже от случайной искры легкого прикосновения. Именно Ундина когда-то учила ее часами разжигать это опьяняющее нетерпение, а потом, превратившись в одно целое, взмывать в заоблачную высь, чтобы прикоснуться к звездам, сгореть в солнечной короне и рухнуть в океан блаженства.

... А когда последние песчинки вечности со звоном рассыпались на каменном полу, Най позволила себе со всей нежностью, на которую была способна, прошелестеть кончиками пальцев вниз по ее гладким золотистым плечам, поцеловать подушечками ямочки на локтях и снова скользнуть вверх по внутренней стороне рук, чтобы обнять ладонями облака...

Переплетаясь, их тонкие пальцы ласкали крупные, еще мягкие соски Ундины. Най прикасалась к ним с необычайной осторожностью, помня об их поразительной чувствительности (Ундина говорила, что даже их трение о платье причиняло ей боль). Но потом, когда ее соски набухли и затвердели в руках подруги, боль превратилась в жгучее удовольствие, и Ундина, тяжело дыша и постанывая, погрузилась в него с головой. Откинувшись на кресле, она пощипывала груди Най и подставляла каждую клеточку своего тела ее огненным поцелуям и ласкам.

А Най, сбросив с себя последнюю одежду, как неистовый влюбленный, целовала ее плечи, груди, живот, бедра, лаская своим проворным язычком каждую складочку кожи. Она собирала с ее тела каждую каплю солоноватого пота и подолгу полизывала чувствительную впадину пупка. Но больше всего ей нравилось втягивать губами полную грудь Ундины как можно глубже и сосать твердый бугорок соска, прижимая его языком к небу и легонько покусывая.

— Перестань... перестань, прошу тебя! — сдавленно вскрикнула Ундина, чувствуя приближение оргазма. Ей хотелось подольше продлить их сладостную борьбу. Най поняла ее и выпустила изо рта влажный от слюны сосок.

Ундина повернулась к Най спиной, встала на колени и,