Груди не было. Вернее, она, конечно же, была, только не женская. Ее грудь выглядела так, как если бы она была мужчиной, и при этом регулярно качала мышцы торса: слабый рельеф упругой плоти, никакой жировой ткани, как у девочек, никакой притягательной округлости. Маленькие темные соски, прямо как у мальчика.
— Выйди отсюда! — заорала она.
Но я не могла. Я просто прилипла к полу и продолжала разглядывать ее. Заскользив глазами вниз, по просушенному животу с явными очертаниями кубиков, я стремилась разглядеть ее самое таинственное место. Но она хорошо прятала его руками.
— Я сказала, уйди. — Оля злилась, я хорошо знала, какой она была в гневе: лучше было не спорить, и я нехотя ушла, оставив свой интерес неудовлетворенным.
Весь вечер мы не разговаривали, ночью никаких попыток заняться любовью. Меня это угнетало, я хотела поговорить, хотела понять ее, свою неприкасаемую любимую, с которой я так хотела полноценной близости, и в которой она мне отказывала. Она лежала на боку, спиной ко мне, и я обняла ее.
— Оль... — я мурлыкала ей на ухо, потираясь носом о шею. — Ты очень красивая. Тебе нечего стесняться.
Она молчала, но я чувствовала, что ей приятны мои нежные приставания. Я легко поцеловала ее шею, погладила руками живот.
— Я их ненавижу. — вдруг сказала она.
— Кого? — я не поняла.
— Сиськи. Просто ненавижу. Я очень разозлилась сегодня, не хотела, чтобы ты их видела.
— Но почему? Разве ты некрасива? И никаких сисек у тебя нет. Неужели ты не видишь?
— Есть. — упрямо твердила она. — Они есть.
— Ну и что? Ну и пусть даже они есть. Что в этом плохого? — я искренне не понимала ее.
— Они мне не нужны. Мешают. И всегда мешали. Когда мне было 13 лет, и они начали расти, я начала бинтоваться.
— Что? — не поняла я.
— Ну, бинты, эластичные, знаешь? Вот, я ими обматывалась, и они вроде перестали расти, но все равно плоской я больше не была.
Я слушала ее и просто недоумевала. Бинтовать грудь, рисковать своим здоровьем — мне бы даже в голову это не пришло!
— А потом я начала заниматься. Они подтянулись, высохли, но мне все время кажется, что если я брошу качаться, они тут же вырастут, и я превращусь в телку.
— Оль... — я не знала, что сказать. — Ты ведь женщина. Грудь, даже маленькая, у тебя должна быть.
Это была моя ошибка. Я тогда еще ничего не понимала о гендерной идентичности, о ее нарушениях, о том, что Оля в глубине души мечтает не быть женщиной, а быть мужчиной. Мне это было непонятно и странно. Сама того не зная, я ударила ее в самое больное место. Она замолчала, и больше эту тему мы никогда не поднимали.
Со временем между нами начала расти дистанция. Я ее очень любила, была к ней безумно привязана. В ее любви я вообще никогда не сомневалась. Но мне чего-то нехватало. Я стала все время вспоминать Юльку, как мы