Смерти, и горе тому несчастному, кого она застанет в дороге, кто не успел вернуться и крепко запереться у себя дома. Муки его будут непередаваемыми, и любая пытка, которая могла бы прийти на извращенный ум заплечных дел мастеров Святой Инквизиции, покажется ему радостным наслаждением.
— Глупое поверье, если разобраться. Если уж эта Владычица Смерти такая могущественная, какой ее описывают, почему бы ей просто не разнести какую-нибудь деревню или даже крепость на мелкие кусочки, после чего вдоволь наслаждаться мучениями выживших? — глубинный тихий голос, сорвавшийся с губок женщины, казалось, звучит сразу отовсюду, рождая невозможное здесь эхо. Даже пламя на миг испуганно замигало и стало не так ярко гореть, да и потрескивание прекратилось, будто огонь и вправду решил не привлекать лишнего внимание обладательницы этого странного голоса. В комнате заметно потемнело.
— Вы как всегда правы, Госпожа, — нежный томный голос раздался из другого конца комнаты. В изящном арочном проеме стояла чарующая своей удивительной красотой девушка. Длинные стройные ноги, высокая пышная грудь, тонкая талия могли свести сума кого угодно, а если добавить к фигуре еще и идеальные черты лица с как будто нарочно увеличенными черными глазами и ярко-алыми губами и все это обрамить водопадом пышных золотистых локонов, то полученный эффект, наверное, почти каждый назвал бы запредельной красотой.
— Ах, Эльмирена, я и не заметила, как ты подошла, — голос теперь звучал совершенно обычно, и притихший было огонь в камине из резного камня, снова принялся разгораться. Вот уже первые робкие язычки пламени начали вырываться за чугунное ограждение, косясь в сторону таинственной женщины у окна, словно пытаясь угадать ее настроение, чтобы дать сигнал своим, мол, теперь можно спокойно гореть и потрескивать.
— Ой, простите меня, Госпожа, что я так неловко нарушила Ваш покой, — в изумрудных переливах томного бархатного голоса сквозило искреннее сожаление и досада. — Я принесла вам ужин, моя повелительница. — С этими словами девушка, чью одежду составляли лишь черные босоножки на небольшой платформе с 15 см. шпилькой робко прошла в середину комнаты и волнующим грациозным движением поставила серебристый узорчатый поднос на стол из черного дерева, чья древность могла бы поспорить лишь с его же прочностью и основательностью. Вскоре на темной полированной поверхности появились небольшие блюда и графин с карминового цвета напитком, изысканности и вкусу которых позавидовали бы и на Вечном Пиру Богов, куда по легендам попадают лишь доблестные войны, героически павшие в бою.
— Ты опять голая ходишь, — укоризненности в этом полу-вопросе полу-утверждении было ни на йоту.
— Да, моя Госпожа, по-другому я не хочу и не могу перед Вами ходить, — почти прошептала девушка, щеки ее при этом налились густым румянцем. Чувствовалось, что ей одновременно жутко неловко, но и дико приятно находиться в таком "наряде» перед той, кого она называла Госпожой.
— Какая же ты шлюха, Рен, — от этих слов, произнесенных в звенящей тишине (огонь в камине хоть и разгорелся, потрескивать пока не решался) таким властным