Древний Замок

голосом, лицо девушки, сервировавшей стол, все залилось краской стыда.

— Д-дааа, Госпожа, — ее голос дрожал от нахлынувшего возбуждения, впрочем, как и ее прекрасное тело. Дыхание стало учащенным и прерывистым.

Женщина, наконец, оторвала взгляд от унылого, мрачного пейзажа на улице и проследовала к столу с грацией, о которой кошки могут только мечтать. Ее длинные ножки обтягивали черные блестящие сапоги выше колен с металлической шпилькой. Кожаный темно-бордовый корсет выгодно подчеркивал и без того почти идеальные формы, на руках тонкие перчаточки под цвет сапог. Она вплотную подошла к задыхающейся от страсти девушке. Тонкие пальцы, затянутые в эластичную материю, черным пауком легли на белоснежную пышную грудь девушки, увенчанную темно-красным ореолом сосков, которые были сейчас тверже камня. От легкого, но в тоже время столь властного прикосновения у девушки вырвался громкий стон удовольствия.

Постепенно нежные ласки сменились более грубыми. Аккуратные касания сменились стальной хваткой, ее груди немилосердно мяли, словно тесто, размазывали по телу, возили из стороны в сторону, сводили их вместе, после чего тянули вверх, будто пытаясь приподнять все тело. Соскам тоже доставалось — их безжалостно выкручивали, цепко зажав между пальчиками. Через пару минут такой ласки Эльмирена была готова кончить. Между ног у нее просто сочилось, она чувствовала себя такой похотливой, такой развратной, просто текущей самкой и больше никем. Осознание этого бичом стыда жгло ее душу, но результат был диаметрально противоположный — возбуждение лишь увеличивалось до предела. И с каждой стыдливой мыслью этот придел рос и рос, а за ним устремлялось ввысь и возбуждение.

— На колени, сука! — голос снова звучал громовым шепотом сразу отовсюду, и осмелевший было огонь в камине тут же сжался в трепещущий оранжевый комочек.

Обнаженная девушка тут же рухнула на четвереньки, призывно выгибая спину и вздергивая округлую попку. В правой руке у отдающей приказы женщины из воздуха соткался тонкий гибкий хлыст. Он был черен как ночь, раскинувшаяся за окном, и даже еще чернее, казалось, он поглощает любой свет вокруг, впитывая его в себя.

Свист рассекаемого воздуха и громкий звук удара хлыстом, заглушились нежным стоном, больше выражающим удовольствие, чем боль. На белоснежных ягодицах пролегла тонкая красная полоса. За первым ударом последовал второй, третий.

Эльмирена покорно стояла на месте и принимала подобное наказание. За что? Разве это имеет значение? Госпоже так захотелось, а она должна делать все, чтобы удовлетворять любую прихоть своей повелительницы, тем более, что это так приятно. Приятно быть ЕЕ вещью, собственностью, бесправной рабыней, похотливой сукой, только и мечтающей о все новых и новых унижениях. С каждым обжигающим огнем ударом хлыста в ней поднималось желание служить Госпоже, принадлежать Госпоже и еще кончать, бурно проникновенно кончать от выполнения унизительных приказов и осознания себя никчемной шалавой, неведомо за какие заслуги удостоенной чести служить ЕЙ.

— Раздвинь ноги пошире, потаскуха, — голос гремел, казалось прямо у нее в ушах.

Эльмирене нравилось, когда ее называют подобными словами, от этого она заводилась еще сильнее. Она знала, что сейчас должно