она такая похотливая сучка. Первые слезы прочертили влажные дорожки по ярко-красным щекам. Между ног, казалось, раскалился сам воздух. Боже, какую же власть получила эта вертихвостка, воспользовавшись ее низменными желаниями?!
— А теперь, блядь, у тебя есть две минуты, чтобы избавиться от уже ненужной тебе одежды и встать на колени, вымаливая у меня прощение за свое никчемное поведение, если ты, конечно, не хочешь, чтобы эти фотографии легли на стол каждому сотруднику из этой фирмы, — в голосе Вики звенел металл. — Сегодня день твоего наказания, день, который ты ждала больше всего на свете, но боишься это признавать. А может мне их показать твоей дочери? Спорю, ей придется по душе истинная сущность своей похотливой мамаши?
Ирина просто задыхалась от страсти. Сознание того, что теперь эта молодая самовлюбленная мерзко ухмыляющаяся девушка имеет полную, почти неограниченную власть над ней разжигало пламя умопомрачительного возбуждения, стыд и слезы, как уже водится, лишь усиливали его до запредельного уровня.
Не находя выхода для захлестнувших ее эмоций Ирина разревелась как девчонка. Слезы текли и текли по ее красивому лицу, размазывая по щекам черную тушь.
Непослушные руки с трудом расстегнули белую блузку, затем сняли лифчик. Каждую снятую вещь Ирина передавала своей госпоже, которая придирчиво их осматривала, а затем кидала в мусорное ведро. Туда угодили даже часы и полудрагоценные заколки, а также сережки и цепочка из жемчуга. Единственная вещь, которая миновала сею скорбную участь, были насквозь мокрые трусики — их Вика, недолго думая, запихнула обнаженной женщине в рот, приговаривая:
— Забыла, какова ты на вкус, дрянь? Тогда я тебе напомню. Живо на колени, шлюха!
Ирина бухнулась на колени, в этот момент вновь став похотливой самкой, бесправной сукой — в общем, тем, кем она подсознательно всегда хотела быть, и было совсем уже не важно, есть ли эти компрометирующие фотографии или это только игра ее воспаленного разума. В глубине души Ирина знала, что даже не будь этих фотографий, она все равно рано или поздно подчинилась этой молодой девушке — таков ее удел, сладкий интригующий пьянящий страстью удел рабыни.
Ощущение, когда она абсолютно голая ползает на четвереньках перед полностью одетой строгой девушкой, было незабываемо волнующим. Она чувствовала всем своим телом, всеми струнами своей души, что именно это положение вещей для нее является единственно правильным, что это ее место в жизни, место у стройных ножек своей хозяйки. Она хотела, чтобы госпожа ее наказала, трахнула, унизила еще сильнее — ведь для этого она и создана. Спина сама то и дело прогибалась, приподнимая как можно выше белоснежный зад со вчерашними красными следами от порки, в немой мольбе о наказании. Внутренняя часть бедер была вся мокрой от выделяемой смазки и постыдно блестела в неровном утреннем освещении кабинета. Сознание собственного статуса бесправной самки делало соски просто каменными, а междуножье — жерлом действующего вулкана. Грубый, жесткий трах ей был сейчас просто необходим — казалось, все тело умоляло о соитии. Воздуха отчаянно не хватало. Тонкие ноздри