Mala herba

в комнату Полины и остановилась на пороге, тяжело дыша.

— Что случилось, Жюли? — сладко потянувшись, ласково спросила Полина, но горничная буквально съежилась под взглядом красных глаз молодой хозяйки.

— Мадам Жюстин... она... вам лучше посмотреть... — лепетала Жюли, пока Полина садилась на кровати, сладко потягивалась и, набросив на плечи легкий халатик, поднималась на ноги.

Служанка побежала по коридору. Полина шла следом за ней, зевая.

В комнате матери было пусто. Ее постель была разобрана, одеяло валялось на полу рядом с обрывками ночной сорочки. Большое окно позади кровати было распахнуто настежь. Легкие занавески над ним колыхались на ветру, а яркое утреннее солнце играло в их складках радужными волнами.

Жюли подбежала к окну и выглянула наружу. Когда Полина подошла к ней, служанка низко поклонилась и указала рукой на улицу.

Девушка выглянула, и на ее губах заиграла торжествующая полуулыбка.

Ее мать лежала под окном на спине. Руки и ноги были неестественно раскинуты, а голова развернута под странным углом. Она была обнажена. На груди и животе виднелись кровоподтеки и ссадины.

— Мама... — тихо произнесла Полина.

* * *

— Все прошло именно так, как ты планировал, — сообщила золотоволосая красотка в огромных темных очках и длинном ярко-синем шарфе высокому плечистому мужчине лет тридцати пяти с коротко остриженными темными волосами и выразительными карими глазами, который поднялся из-за столика университетского кафе, приветствуя ее.

Он улыбнулся ей в ответ:

— Великолепно. Что она говорила?

— Она говорила о тебе, — девушка сняла очки. Под ними она скрывала ярко-красные равнодушные глаза.

— Она говорила, как она меня любила? — удивился мужчина.

— Нет, но... — девушка вдруг отвела взгляд в сторону. — Мы женщины чувствуем... она очень любила и тосковала по тебе...

— Ты не женщина, — резко оборвал ее мужчина. — Ты — клон. Я не вкладывал в тебя жалость и чувства. Ты такая же черствая, какой была она...

— Она не была черствой, Поль, — на мгновение взгляд девушки стал гневным. Поль инстинктивно отпрянул от нее. — Она была просто несчастной женщиной, которую презирали и бросали все, кто был ей дорог...

— Заткнись, — глухо прошипел мужчина, — ты ни черта не смыслишь...

— Может, и не смыслю, — ответила девушка, — зато чувствую.

— Ты не можешь чувствовать...

— Могу, в человеке не все определяется генетикой. Ты, как биолог, должен это знать...

— Не смей говорить со мной в таком тоне! — воскликнул он и воровато огляделся, но никто из посетителей кафе не обратил на него внимания. — Идем ко мне, — уже спокойнее проговорил он, одним глотком осушив свою чашечку кофе, и накрыл ладонью ее запястье.

— Зачем? — девушка чуть склонила голову и прищурилась.

— Здесь не очень удобно разговаривать...