Сен-Санс

от темы.

— Он тоже хочет, ты разве не чувствуешь...

— Хочет, перехочет. Жужелка не балуйся, иначе...

— Мишка не смей его обижать. И меня тоже. Ми-ишка, он опускается! Шантажист. Ты сексуальный шантажист. Противный мальчишка.

Мамулька произнесла эти слова таким обиженным тоном, что мне стало ее жалко. Совсем как малышка, у которой взрослый лоботряс отнял любимый мячик. И кого его, речь то обо мне вроде бы шла.

— Я согласна!

— Прямо сейчас? Позвать ее?

— Делай что хочешь противный мальчишка. Ну ты и шантажист! ОН тебя плохо слушается, за это я его поцелую.

— Жужелка... Женька, ой, что ты делаешь, противная девчонка.

— Ум-мм. Сладенький...

Похоже договорились. Но о чем. Первый раз слышу, чтобы папка уговаривал свою Женечку. Обычно она ему ни в чем не перечит. Странно, вроде бы не деспот, а все по его. Это я потом поняла, что он хитрый, знает, в чем она ему не откажет, ну то и просит, даже требует. Умора.

О чем же они договорились? Бог ты мой, да они там опять! Как тогда в бане! Или у меня крыша поехала, и везде чудится одно и то же.

Нет, точно. Ебутся!!! Я и такое о своих родителях!

Дура ты Шурка, дура!

Не помню как оказалась за домом, у озера. И около этой бани. Чертовой бани, с которой все и началось.

Свежий ветерок по щекам охладил малость и покрасневшую кожу и пылающие мозги. Потрогала все еще горячие уши и вроде бы полегчало. Только мозги вроде горячей гречневой каши ни черта не соображают.

Так чем они там занимаются? Сношаются. Милуются. Любят друг друга. Любят — пожалуй примирительнее всего.

Чем занимаются люди вдвоем, никогда для меня тайной то не было. И слово простое и емкое — ебутся. Проще не куда. Чего тут особенного — ебутся. В деревне и не такое слышишь.

И дети, откуда берутся ясно. Один раз даже видела. У соседки были, какие то скоропостижные роды. Так она чуть ли не на крыльце рожала, а я даже за полотенцами домой бегала. Папка сказал — молодец. А бабушка узнала и долго потом разорялась. Ах, психическая травма, ах нежная девичья психика. Словно я психопатка какая в десять лет.

Только молодец Анютка, а не я. Она и не орала почти. Как узнала, что за машиной во вторую бригаду побежали, орать перестала, только и сказала «пиздец, здесь и рожу». А потом — «Шурка — мокрощелка долбанная, тащи полотенец мои все засранные и дальше — мать перемать...» Дальше я уже не слышала — понеслась как торпеда.

Успела... Ребеночек прямо на полотенца попал, а уж пуповину прибежавшая фельдшерица отрезала, когда меня выгнала. Ребенок давай орать, а Анютка плакать. Тихо так, наверное, от счастья.

И то, правда, что ей расстраиваться. Это у нее второй. Оба парни. Мужик у нее во! Здоровый как слон и рыжий. И парни рыжие. Леха, мужик ее, дом собственными руками отгрохал. Не курит и выпивает только по праздникам, с папкой. Приходит к папке в синем берете и