Сен-Санс

прикроешь. Точно — жеребец. Производитель, одним словом. Откровенно наплевав на деревенских, после свадьбы Леха занимался сексом не только поздно вечером, но и утром. С петухами. А когда еще поднимается лучший механизатор.

Но, похоже, что у него поднимался еще раньше. Потому, что петухи еще прочищали горло, а Анюточка уже выводила свою стонущую со всхлипами песню, потом раздавался торжествующий львиный рык, в который вплеталось прерывистое с переливами Анюткино «А-й-а-а-а-а. А-аа. А-аа».

В этом и выражалось открытое наплевательство Лехи на деревенские обычаи, когда аналогичное действо происходит втихаря, после обильного возлияния и под звуконипроницаемым, стеганым одеялом.

Замешкавшиеся петухи, еще какое то время решали, что лучше, воспеть приход зари или сразу бежать топтать кур, которые поаппетитней. И поэтому дежурное кукареку было каким то смятым — невыразительным. Наконец, неуверенные соло деревенских будильников сливалось в слаженных хор. И, под его пение, из ворот лехиного дома выплывала буренка. У калитки вырисовывалась возбужденно — розовощекая Анютка и проходящий по обочине ...Кириллыч как то сразу подбирал живот, лихо щелкал кнутом и обязательно подкручивал совсем побелевший ус, мол могем!

Но красовалась Анюточка совсем не для него и уж тем более не для баб провожающих стадо. С высокого крыльца сходил хозяин дома, то есть Леха, степенно шагал к калитке, протискивался в нее. Причем ему обязательно мешали груди Анюточки, о которые он терся могучем торсом, чего то ворчал ей на ухо и шлепнув для порядка по аккуратной попочке благоверной выходил на широкий фарватер улицы. И САМОЕ НЕВЕРОЯТНОЕ заключалось в том, что самые злые кобели деревни, завидев его, молчали!

Леха, Анютка тут все понятно. Конечно меня мама не в капусте нашла. Но рассудок отказывался верить, что я вылезала трудно и больно. Выдавливалась, как паста из тюбика, из моей мамы. Уж лучше аист. А тем более папка такой уравновешенный и совсем домашний мог «петрушить» маму, как этот бык производитель Леха свою Анютку. И потом, раз детей у них не было, значит, они этим больше не занимались! Или я чего-то не понимала.

Глава 2.

Я смотрела в окошко бани, и мне казалось, что это все-таки Леха с Анюткой. Нет же, нет. Я как назло и окошко помыла. Мне хорошо было видно, что моя Ма сидит совсем не на коленях. Господи, не в воздухе же она висит. Она же... Это проклятое «то, что есть у мальчиков» не давало ей опуститься попочкой на скамью перед папкой. То, что я трогала в детстве без всякой задней мысли, намыливала даже не задумываясь о предназначении, ох...

Они как то медленно и осторожно едва касались сосочками грудей друг друга, а руками ласкались, где попало. Временами мамуля вдруг начинала содрогаться в его руках, безвольно запрокидывая голову назад, и тогда папка поддерживал рукой ее затылок, приникал к губам вбирая в себя не то крик, не то стон своей ненаглядной.

Нет, убежать я уже не могла. Ноги словно пустили корни, а в голове вилась успокоительная мыслишка — они