Из серии «Подлецы». Красивая девочка Рита

прошел ли мимо — пытаюсь вспомнить тропинку, по которой мы забрались в чащу. Нет, нигде не белеет платье «невесты» Риты, неслышно и голосов — ни звонкого женского, ни приглушенного, словно из могилы, Борисычева. Останавливаюсь, в тоске оглядываю в последний раз потемневшие кусты, и собираюсь повернуть. Не судьба, значит, понаблюдать.

Но слышу — вроде, голоса вдали. Они? Или, может, те, кто костерком тут недалеко балуется? Нужно проверить. Ступая, как киношный ниндзя, иду по мягкой траве, вытягивая шею. Вроде, что-то белеет? Чуть ближе — так и есть: они. Сидят на травке, тихо беседуют. Оставаясь за кустом, присаживаюсь и я — в потертых джинсах сам Бог велел на траве сидеть. Закурить не рискую — учуют дымок, увидят огонек, прощай тогда вся затея. Борисыч, конечно, и ухом не поведет. А вот, девушка Рита может... что? Обидится? С чего бы? Просто, при свидетеле отдаваться не будет.

Сижу, голова из-за кустов торчит, наблюдаю. Друг, может, и видит — ему все равно. А девочка Рита — сидит спиной и это хорошо. Красивая девочка Рита... где-то там живет... Это стихи, что ли, детские... Да и не Рита, в стихах была, кажется... Ого! Он ее уже завалил!

Я вдруг почувствовал, как колотится сердце. Так вот она сладость подглядывания! Охота! Засада, маскировка, азарт — все, как полагается на охоте! Собственно, что я увижу издали? Задницу Борисыча, пляшущую между белых Ритиных ног? Да хоть бы и ближе подошел — все та же задница, ничего более. Но почему вдруг такой азарт? Боюсь, что они услышат мое дыхание, стараюсь сдерживать и оттого, наверное, задыхаюсь.

— Пусти! Ты что?! — вдруг гневно восклицает девушка. Борисыч что-то бубнит.

— Так, все! Пусти, немедленно!

Бедняга! Плохо она знает человека, с которым, на ночь глядя, рискнула пойти в рощу на окраине города пить вино. В тоне ее слышалось: «ты подлец, позволил себе непозволительное, я немедленно ухожу и больше тебя не знаю!» Борисыч продолжал бубнить, но отпускать жертву и не думал. Шуровал рукой. В полумраке белели обнаженные ноги Риты. Платье — ее красивое, белое платье — он задрал, как ненужную, привычно мешающую, вещь.

— Да ты что?! Пусти!! — в тоне все еще возмущение, но уже с нотками страха.

Девочка начала догадываться, что этот, навалившийся на нее человек, с маленькими, масляными глазками, просто так не отпустит. Не отпустит! А что? Что сделает? Неужели?... Нет, не возможно! Этого же не может быть! Это бывает только с другими! Со мной — не может... Девочка привыкла, что ее всегда слушались. Она была красивая, стройная, капризная леди. И стоило ей чуть-чуть изменить тон, как джентльмены, окружавшие ее, становились послушными. Но этот!... Да, она именно сейчас она поняла, что не все мужчины — джентльмены. Что есть и такие, на которых ее грозный, безапелляционный тон не подействует. Просто не может подействовать. Они будут смеяться, скалиться, может, отшучиваться, или откровенно издеваться над ее интонациями, но не отступятся. А значит?... Значит... это случится. Сейчас. В темном парке, на траве, после