видеть комнату и себя в ней. И мама не спрашивает, почему я в таком виде, почему я так близко к ней, почему стою около неё с вставшим членом. Мама не спрашивает, хотя только этого я и жду. И от того, что этого не происходит, я весь дрожу в сладком предвкушении.
Я слишком взволнован, чтобы предпринять что-то конкретное, но предчувствую: попустительство будет полное. И едва я вхожу в границы дрожащего биополя, это предчувствие начинает сбываться самым неаккуратным, самым непосредственным образом...