Дела банные. Часть 2: Хочу всё знать!

я помог ей встать на ноги. Придерживая за талию, молча помог дойти ей, ослабевшей в коленях, до душа. Мы молчали, сами страшась непредсказуемости слов после всего, а потому продолжали только бросать друг на друга короткие взгляды.

С друганом тоже невозможно было начать разговор: говорить о сексе с ним моей жены было как-то стыдно, а об остальном — глупо. Да он и сам это понимал не хуже нас, а потому поспешил в дом, чтобы выставить спиртное на заранее накрытый общими усилиями стол.

Мы уже с полчаса посидели за салатиками и картошкой с эскалопами под коньячок, но даже теперь разговор не ладился. Моя вздохнула, покачав головой и густо покраснев, выдала единственную фразу:

— Не знаю, как это получилось! Что на меня нашло!

Она хотела было ещё что-то сказать, но смутилась и промолчала. Слишком много было в её голосе весёлости. Ей было и стыдно и хорошо одновременно, но хорошо — явно больше.

После мы сидели в доме, уже одетые и вновь стыдились заговорить о произошедшем, лишь перебрасываясь незначительными фразами. Мне было горестно от сознания того, что секс только между мной и женой уже не способен утолить её желания, и мы оба это понимаем. Это означало только то, что подсаженная на грубый секс, как на наркотик, жена целый год терпела и делала вид, что ей со мной хорошо и ничего больше не нужно. Но теперь, когда её тайна разоблачена мужем, она, стыдясь себя, наверняка станет тайком мечтать о том, чтобы снова получать от меня, хотя бы изредка, индульгенцию на измену, и исправить что-либо уже невозможно после такого открытого случая. Мы ещё выпивали, и постепенно захмелели до такого состояния, когда даже про такие вещи стало возможным говорить.

Друг нарушил молчание, обращаясь к моей жене:

— Тебе понравилось у меня париться?

— Очень!

— Тогда — милости прошу! Как снова соберётесь — только знать дайте, и я приеду, протоплю баньку.

Мы: и я, и жена — заметно покраснели от прозрачности намёка и поблагодарили его в тональности неловкости, которая с улетучившимся дурманом сексуального голода начинала всё сильнее изводить нас стыдом и желанием поскорее покинуть это место нашего семейного позора, и потому мы с любимой вскоре засобиались домой.

Всю обратную дорогу молчали, да и что говорить! Дома, стараясь продолжать жить дальше так, словно и не было ничего, постепенно разговорились по хозяйственным вопросам, окончательно закрывая тему.

После этой поездки мне уже не нужно было что-то узнавать у друга — всё и так было наглядно увидено мной самим и теперь оставалось только научиться жить с женой без третьего в нашей постели для её наслаждения.

Так прошло дней десять, пока жена, занимаясь готовкой на кухне, неожиданно не спросила сама:

— Ты всё молчишь и молчишь! Тебе что, всё равно, что с нами произошло в бане?

— Нет. На самом деле я до сих пор переживаю по этому поводу.

— Я тоже это вижу, и что тогда ты молчишь! Сказал бы уже что-нибудь! Я