уже точно все». В этом было что-то магическое — распрощаться со своими природными цветами, причем целиком, с ног до кончиков волос. Я, кстати, то ли боялась, то ли мечтала, что краска с тела не смоется никогда, и я навсегда останусь Феей.
Но она все-таки смылась. Правда, первые 2—3 недели она не смывалась вообще. Потом стала бледнеть, хоть я и продолжала ходить голой. Потом уже пришлось одеться. Это ведь совсем другое дело — когда ты Фея, и когда ты просто голая девчонка, ходишь по улице, светишь сиськами.
Неделю я проходила одетой. Потом не выдержала и снова пошла к Морису. Я знала, что так нельзя, вредно для кожи, но... Это прозвучит смешно, но я уже привыкла быть голой. Я привыкла быть голой среди одетых. Или даже не так: я привыкла быть голой и прекрасной. Я привыкла гореть от взглядов, реальных или воображаемых, привыкла млеть от сладкого стыда и выпячивать напоказ грудь, которая казалась вдвое больше от того, как ее подчеркнул Морис... И это ни с чем не сравнимое чувство, когда ты просто делаешь какие-то скучные обыденные вещи, общаешься с родителями, соседями, помогаешь им установить антенну на крыше, ходишь за покупками, выбираешь овощи... и при этом ты не просто ты, а Фея. Обнаженная и Прекрасная. Это чувство похоже на то, как будто ласковый теленок лижет тебя внутри теплым влажным языком. Или как легкий ветер поднимает тебя и уносит в небо...
В общем, Морис снова покрасил меня. Но на этот раз совсем не так. На этот раз я стала Ночью, потому что он выкрасил меня целиком в черный цвет, нарисовав там и тут лилово-синие и серебристые галактики, покрыв всю меня серебряным блеском... Только груди он снова подчеркнул — посеребрил их сверху, а на сосках нарисовал яркие звезды, которые теперь, на черном фоне, были еще ярче. Иметь черное тело было по-настоящему жутко... и в то же время прекрасно. Так же прекрасно, как и быть Морской Феей, или даже еще прекрасней. В тот раз я все-таки обняла и поцеловала его. Я была уже намного раскрепощенней. И вообще я стала другим человеком. Волшебник Морис превратил меня из гадкого утенка в женщину.
Вот, собственно, и вся история. Потом Морис покрасил меня и в третий раз — в конце августа, когда мы уже должны были ехать домой, и я запаниковала, что поеду грязной замарашкой (черная краска как раз начала сходить, но еще не сошла до конца). Последней мой образ был совсем неожиданным: Морис покрыл меня алой и оранжевой краской, и сверху еще золотом, нарисовал черный узор — в общем, превратил меня в леопарда. Таким вот леопардиком я и встретила новый учебный год. В школе, конечно, был фурор, но доброжелательный, совсем без злости. Наоборот, все радовались, что я теперь такая яркая и раскрепощенная. Да, и я еще тогда коротко подстриглась по совету Мориса: розово-голубые волосы не шли к новому