Наваждение

черный треугольник между ног. Я уже расстроился, что меховой покров не позволит увидеть её письку во всей красе.

— Потрешь мне спинку? — спросила мама.

— Да! — сразу отозвался я.

Она встала в полный рост, и у меня на душе отлегло — растительности между ног стало намного меньше, мама подготовилась к показу. Я намылил её спинку и намылил мочалку. Не спеша, очень нежно я стал мыть её красивое тело. Мама стояла ко мне спиной, опираясь на стену, она с удовольствием подставляла своё тело под мои руки. Я намывал ей спину и пытался рассмотреть её письку, выворачивая шею, чтобы заглянуть снизу. Но увидеть её нормально все никак не получалось, только мельком мой жадный взгляд выхватывал фрагмент её пирожка когда мама переминалась с ноги на ногу.

— Хватит, наверное, — сказала мама и развернулась ко мне.

Она немного постояла так, а я не сводил взгляда с её письки. На ней было немного пены, но все же было видно щелочку. Не знаю, что чувствовала мама, но мне показалось, что она испытывает некоторое смущение. Потом она села в ванну и смыла с себя остатки мыла, а я поливал её из лейки душа.

— Давай уже выходить, — сказала мама, — поможешь вытереться?

Радуясь в душе, я утвердительно кивнул. Мама встала в полный рост, и я принялся вытирать её мягким полотенцем. Начал я сверху, вытер шею, плечи, спину, грудь и стал медленно продвигаться вниз. Вот я уже вытирал животик, попку и подобрался к заветному местечку. Мама поставила одну ножку на край ванны, давая возможность вытереть её между ножек. Наконец, моему пытливому взору открылся вид её писечки. Половинки мохнатого пирожка разошлись в стороны, и мне стало видно, как нижние губки открылись как створки раковины. Мамина писька была гораздо больше, чем у Ирины, малые губки выглядели как две лепешки с неровными краями. Они были тёмненькие, но все же светлее чем у бабули. Внутренняя сторона пещерки тоже не была алого цвета, она скорее была светло-коричневая. Но! У мамы было кое-что другое — маленькая галочка, образованная соединением губок вверху, заметно торчала из щелочки. Много позже я узнал, что это великолепие называется клитор. С упоением я продолжал вытирать тело моей мамочки, обрабатывая полотенцем ножки и стопы. Мама охотно подставляла их мне, а я, стесняясь открыто разглядывать её прелести, украдкой бросал взгляды между её ножек. Наверное, мама сама хотела, чтобы мне было все видно, и слегка придвигалась к моему лицу. Тогда я все хорошо рассмотрел, одно лишь меня огорчало — мне не удалось разглядеть её пирожок сзади. Видев это раньше, у Ирины, я точно знал какая красота открывается с этого ракурса, но попросить маму об этом я стеснялся. Мне казалось, что она итак показала мне очень много, и, может быть, покажет еще потом.

— Ну что, все увидел? — поинтересовалась мама.

— Ага, — ответил я.

Мама стояла в ванне, уже готовая вылезать из неё, а я все еще вытирал