почти черного цвета. Раньше, при искусственном освещении, не удавалось хорошо рассмотреть все детали, да и чтобы заглянуть туда приходилось буквально выламывать шею. Сейчас все было иначе — это великолепие располагалось в считанных сантиметрах от меня, полностью предоставленное мне на обозрение.
Осторожно я положил ладонь на щелочку и почувствовал ощутимую пульсацию вульвочки. Мама была возбуждена не меньше моего, но старалась не подавать вида, просто спокойно лежала в ожидании дальнейших действий. Подержав руку еще немного, я погладил волосики вокруг щелочки. Они были приятными на ощупь, но жестковатыми, и воспринимались по-другому, не так, когда я касался их губами. Аккуратно, большими пальцами обеих рук, я раздвинул в стороны губки. Открывшаяся пещерка блестела от смазки. Я продолжал рассматривать всю эту красоту, не решаясь трогать её пальцами. Мне наконец удалось хорошо рассмотреть то место, где смыкались губки, то есть клитор. Из-под кожаной складочки выглядывала бусинка нежного розового цвета. Мамочка лежала неподвижно, не мешая мне изучать содержимое её трусиков. Неожиданно для самого себя, мне захотелось поцеловать мамочку в эти губки. Я стал наклоняться, для осуществления задуманного, но мама, видимо разгадав мой план, быстро прикрыла все своей ладошкой.
— Не надо, — сказала она, серьезным тоном, — так будет совсем неправильно. Нельзя так делать.
— Почему, мам, — ответил я, — я просто поцелую.
— Это плохо, нельзя детям целовать писи взрослых, — ответила мама, — к тому же я сильно стесняюсь.
— А можно как всегда сверху поцеловать, — спросил я.
— Тебе это прямо необходимо? — спросила она, — откуда такое желание?
— Мам, я не знаю, — совершенно честно ответил я, — ты ведь меня рожала, твоей писе было больно, а я хочу пожалеть её.
— Да, было больно, — согласилась она, — но ты все равно глупый малыш.
Мама убрала руку, и я прильнул губами к верхней части щелочки. Несколько раз я чмокнул маму туда, стараясь все же коснуться языком торчащей складочки. Мама была напряжена и готова в любой момент отстранить меня, но это не потребовалось, так как я не стал заходить за рамки дозволенного.
Она продолжала лежать со сдвинутыми трусиками, а я продолжал массировать ножки, перейдя на бедра и обрабатывая их со всех сторон. Мама поправила трусики и перевернулась на живот, не произнеся ни слова. Я воспринял это как просьбу проработать заднюю часть бёдер и попку. Именно так я и поступил. Не особенно обращая внимание на мамину попку раньше, сейчас я оценил красоту этой части женского тела. Крупная, выдающаяся попка мамы, была невероятно приятной на ощупь. Было приятно сжимать руками развитые, крупные ягодичные мышцы, обхватывая их с разных сторон. Наверное, именно с той поры я стал заглядываться в первую очередь на женские попки, и только потом оценивал все остальное. Даже моя первая любовь была выбрана мною за выдающуюся филейную часть. Тогда я очень долго добивался её расположения, а потом еще дольше близости. В те времена склонить девушку к сексу было сложно, но я этого и не добивался,