Наваждение

учился, — ответил я, — просто чувствую как нужно.

— Фантастика! — промурлыкала мама.

Теперь массаж ножек стал еще и нашим с мамой ритуалом. В этом деле я уже «набил руку», и баловал своих женщин, стараясь сделать им максимально приятно. Как и с Ириной, с мамой это была только наша история. Я почему-то не хотел посвящать еще кого-нибудь в неё. Видимо, мама это также понимала. Частенько, когда мы были дома вдвоем, она сама просила размять ей ножки, а я никогда не отказывал ей в этой малости.

Иногда мама приглашала меня к себе в ванную, помочь с вытиранием. И каждый раз мы играли в нашу игру, я вытирал её и смотрел на письку, а она как всегда подставляла мне ножки для обтирания, давая возможность посмотреть между них. В конце процедуры, я всегда целовал её щелочку, и маме, наверное, это нравилось. Она знала, что так будет и уже сама стояла в ванне, ожидая поцелуйчик туда.

Как-то раз произошел случай, выпадающий из общей канвы наших отношений. Она пришла домой сильно уставшая, и, не раздеваясь, легла на диван, закрыв глаза. Она была в блузке и юбке, а также черных колготках. Было видно, что день выдался трудный, мама лежала почти неподвижно.

— Что случилось? — спросил я.

— Да ничего, — отозвалась она, — просто открывали выставку, и я устала невероятно, все тело гудит.

Я присел и стал мять её ножки. Мне приятно было ощущать ступни через тонюсенькую ткань колготок, ведь раньше мне не доводилось трогать маму через капрон. Она безвольно вытянулась в полный рост и охала от удовольствия.

— Спасибо родной, — сказала она, — мне очень хорошо.

Я продолжал в привычном для себя ритме. Прошелся по ступням и голеням, немного помял коленочки. Мама кайфовала.

— Надо колготки снять, резинка впивается, — с досадой сказала мама, — но лень вставать.

Я просунул руки вглубь и нащупал резинку. По моим ощущениям, она действительно была очень тугой. Зацепив её, я попытался стянуть колготки, но не вышло. Мама только рассмеялась.

— Надо все-таки встать, — вздохнула она и села на диван.

Я решил помочь маме, и стал расстегивать блузку. Мама нашла в себе силы встать на ноги, а я продолжил расстегивать блузку, а потом юбку. Сняв оба предмета гардероба, я принялся снимать колготки. Для меня стало открытием, на сколько тугая у них резинка и сама ткань очень плотно обтягивает тело. Кое-как стянув их, я увидел глубокий рубец от резинки на маминой пояснице, и стал разминать его. Мама стояла в одних трусиках и лифчике, а я массировал затекшие места. Она крутилась, подставляя уставшие после дневной экзекуции места. Наконец, она остановилась и нагнулась поцеловать меня.

— Спасибо, это было божественно, — сказала мама.

— Да ничего, пожалуйста, — ответил я.

— Устал, наверное, — как-то хитро глянула на меня мама.

— Неа, не трудно, — пожал я плечами.

— Нужно ополоснуться, — игриво сообщила она.

Она ушла в ванную, где провела минут двадцать. Вышла оттуда в свежих розовых трусиках и рубашке, подвязанной на животе.