а там и до настоящего берега недалеко». Ночь и вода больше не страшили его, неизвестно откуда появилась уверенность, что сможет это сделать, хотя никогда не считался хорошим пловцом.
Иван загребал короткими саженками в сторону ближайшей темнеющей массы, чьи контуры серебрил лунный свет и изумлялся сколь споро у него выходит. Оглянулся — не заметил, как одолел полпути, а казалось, только с места стронулся. И никакой усталости. Ни капли. «А, если поднажать? — весело подумалось ему». Сказано — сделано. Горячий ветер туго ударил в лицо, заставляя слезиться глаза, а вода вокруг вскипела пенными бурунами. Не утерпев, юноша нырнул, вытянув вперёд руки и понял, что его по-прежнему влечёт вперёд с устрашающей скоростью. Охватило пьянящее чувство вседозволенности и могущества. «А ещё быстрее!»
Наверное, так парят птицы в небесной синеве, как летел Иван, замирая от восторга. Никакого сопротивления, никаких усилий, никакого страха, никаких мыслей — одно желание: вперёд! И несло с неудержимой силой. «А, если вбок?!» Тело само послушно изогнулось и заскользило в нужном направлении. «Теперь, в другую сторону! — ликуя, скомандовал юноша. — И глубже!» Заложив изящный пируэт, он понёсся вниз со скоростью атакующей щуки и резко осадил у самого дна, покрытого колышущимися водорослями. Вспомнил, что давно не был на воздухе. Не запаниковал, но тревожно прислушался к себе: нет, никакого жжения не ощущалось. «Всё-таки надо вынырнуть...»
Летняя заря занимается рано и верхушки деревьев уже зарозовели в лучах нарождающегося солнца, когда из тёмной глубины выскочило на свет поджарое тело. Юноша взлетел над водой на добрую сажень и, хохоча от пьянящего восторга, плюхнулся обратно. Снова выпрыгнул и упал, поднимая тучи брызг, потом какими-то стремительными бросками в разные стороны вспенил и взбаламутил весь затон, в котором оказался, после чего с улыбкой до ушей огляделся. Из тенистой заводи, подвергшейся шумному вторжению поспешно удирала рыбья мелюзга и водные обитатели покрупнее. Довольный произведённым эффектом парень рассмеялся. Из-за деревьев на берегу эхом донёсся ответный смех. Иван прислушался.
— Эй, кто там?
— А кого тебе надобно? — ответил из непроглядной тьмы озорной голосок.
— Дык, всё едино, покажись только... — ещё улыбаясь, но посерьёзнев, попросил парень. — Заплутал я, лодку потерял на рыбалке, домой бы дорогу узнать...
Вот так всегда. Стараешься — стараешься, а ему домой к мамочке... Может, надо было его Усатому оставить? О чём это я?! Теперь не повернёшь, дело сделано, стрелки часов пущены. Хороший он, весёлый, резвый, игривый, молодой одним словом — такие злыми не бывают. А вот я стара и лето это последнее. Конечно, можно подождать ещё, другого присмотреть, только разницы в этом никакой, днём позже — днём раньше. Глянулся он мне, а это тоже вещь не последняя. Любовь у нас, мавок, один раз бывает, первый и последний. Отнерестилась и конец. Однако некогда горе горевать, этого молодца ещё соблазнить надобно. Облик принять подходящий, тянуть нельзя, пока человеческое в нём живо, пока думает, что сердце бьётся, что кровь по жилам течёт, иначе не выйдет ничего. Раскиснет, расползётся,