ней косяк, который коптил три года назад. Я зажег его и закурил, выпустив дым в окно, а затем подошел к перилам, откуда открывался весь первый этаж. С одной стороны чердака я мог смотреть прямо в большую комнату, откуда возвращались воспоминания ко мне.
С другой стороны чердака я мог смотреть прямо в спальню своих родителей, грубый туалет и ручной душ в углу, занавески для душа давно не было. Я так много видел с этой точки, что раньше не понимал.
Я почувствовал волну эмоций, пробегающую по моему телу, особенно когда как подо мной мама вошла и сняла с себя верх и открыла чемодан. Она вытащила толстовку, пока я молча смотрел, стараясь убедиться, что она меня не видит. Когда она открыла чемодан, я чуть не ахнул.
Она привезла с собой на нижнее белье. Я могла видеть прозрачные атласные и шелковые изделия, похожие на подвязки и трусики. И в довершение всего, безошибочные очертания фаллоимитатора, прикрепленного к поясу.
«Боже мой, — подумал я. «Она принесла гребаный страпон».
Я наблюдал, как она ходит по комнате, слушая, как мой отец ругается и снова и снова пытается запустить генератор прямо за моим окном внизу. А потом без предупреждения мама посмотрела на меня и улыбнулась.
— Милый, мне нужна твоя помощь.
Мысли прокатились по моей голове, когда я спрыгивал по ступенькам, образ всего этого нижнего белья, фаллоимитатора, (Боже!) страпона. Я прокрался в их комнату, когда она закрывала чемодан.
— Слей, воду в туалете, — сказала она.
— Вода оранжевая. Ни за что, мама, ты не сядешь на этот унитаз.
Я смеялся, залез под сырую сантехнику и повернул водяной вентиль. Душевая лейка покачивалась и капала, когда я протянул руку и смыл воду из унитаза. Затем я включил душ и слил оранжевую воду в канализацию, пока она не стала прозрачной.
Я вытер все, открыл маленькое окошко и повернулся к матери.
— Вуаля! Прямо как дома.
Она закатила глаза, взяла мое лицо обеими руками и поцеловала меня в губы.
— Маменькин сынок, — сказала она, поворачиваясь и уходя. — Вернее, мамочкин очень БОЛЬШОЙ мужчина!
Она со смехом подошла к шкафам и начала прибираться.
— Как насчет выпить? — спросила она, перегнувшись через раковину, чтобы крикнуть папе.
— Стивен! Как там дела. Я готовлю напитки. Мы остаемся?
В этот момент генератор ожил, громко и вспыхнув, выпустив дым в воздух, маленькая лампочка вспыхнула над нами, и радио внезапно загорелось старой деревенской песней, играющей сквозь статические помехи.
Мама подошла ко мне сзади, протянул мне напиток, затем взял меня за руку, кружась в пируэте, в выцветших джинсах и старой толстовке. Она была босой и красивой. В тот момент я любил ее больше, чем когда-либо в моей жизни.
Папа вошел, как всегда безупречно вовремя, хлопнул мою маму по заднице и налил еще водки в свой уже приготовленный напиток, а затем сделал большой глоток. Он был весь в поту и был грязным.
— Мне нужен душ. Скажи мне, что у нас есть проточная и