Пух, Перо

продаешь себя, кто дороже даст. А может, и меня сторговала? Не слышу. Что?... Молчишь?... Твое счастье, что я тебя почти не вижу». Он низко наклоняется, чтобы разглядеть ее лицо. «Урод». Недалеко от себя Соня разглядела телефон и попыталась дотянуться до него, но Виктор остановил ее, больно схватив за руку. «Зато, ты красивая. Вот так, как ты сейчас сидишь. Ты боишься меня, но ты красива. Понимаешь это своим бабьим умом, но все равно боишься. Знаешь, что от возможности тебя поиметь мало кто откажется, но всегда от этого и ты что-то имела. А сейчас что? А сейчас ты не знаешь что, и поэтому боишься. Зачем ты пришла»? Она, поняв, что ей грозит опасность, пытается освободить руку, но он держит ее, да, конечно, это он, он сильный, он все еще ее любовник. «Я не вру, правда, я не вру, бывают такие моменты, я объяснила тебе, это правда». Он бьет ее наотмашь, потом наклоняется, поднимает с пола комок липкой грязи, бросает ей прямо в лицо, она закрывает голову руками, падает, поджимает ноги, она плачет.

Она еще раз потом заплачет, немного позже, вспомнив, какими мучительными казались его прикосновения,

как было холодно на полу, как больно втыкались в голые коленки осколки разбитой бутолочки крема для загара, как распухшими дрожащими руками пыталась собрать она этот крем в пластиковый пузырек от какого-то лекарства, от аспирина, скорее всего, и как одну и ту же фразу она повторяла тихо-тихо себе под нос: «Застрахуйте себя от солнечных ожогов».

Уже поздно. В комнате темно, но свет еще не зажигали. Виктор и Соня лежат на кровати. Они спят. Недалеко от кровати стоит стул. На стуле портфель. Виктор просыпается, садится. Некоторое время сидит, глядя прямо перед собой, потом будит Соню. Она просыпается, тоже садится, в руках у нее оказывается расческа. Соня причесывается. Расческа застревает в спутанных волосах, и Соня перестает причесываться. Она отламывает от расчески один зубец и начинает ковырять им в ухе. Потом лезет этим же зубцом в ухо Виктора, он отпихивает ее, и она безвольно падает. Некоторое время спустя она начинает безудержно хохотать. «Заткнись ты». Она тут же перестает. «Расскажи мне чего-нибудь». «Не канючь». «Ну, ты же обещал». «Не мешай думать». «Скажите на милость, задумался». «Заткнись, сказал». «Не заткнусь. Как ты с женщиной разговариваешь»?"Иди в жопу, думать только мешаешь». «Сам ты жопа». Соня обижается и отворачивается, протягивает руку к ночному столику, на котором стоят лампа и телефон. «Куда»? Она не отвечает. «Куда»? — он больно хватает ее за руку, она вырывается. «Да свет зажечь». «Вот баба досталась! Что ж ты не уймешься — то никак, как нарочно все делаешь». «А чего еще делать». «Сиди смирно, не дергайся». Соня некоторое время сидит спокойно, потом наклоняется с кровати, берет, стоящую на полу тарелку, размахивается изо всех сил и швыряет ее в стену; тарелка разбивается. Виктор даже головы не поворачивает.