Защемленное сердце

предложили всем выйти из вагона.

— А дальше? — спросил я у Валентины.

— А дальше одеваем сапоги, весело ответила она.

Поезд медленно ехал по пути, который «тонул» в воде, когда состав наезжал на рельсы и «всплывал», когда вагоны проезжали. Прошли где-то километр. Снова сели.

Вдруг Валя тащит меня в тамбур, дергает стоп-кран, выталкивает меня из вагона и снова кран поднимает вверх, прыгает в мои объятия и мы, наконец, целуемся.

Сверху что-то кричит матом машинист, но наш поцелуй затянулся и дизель-электричка, дав «шапку выхлопа» и гудок от зависти, поплелась дальше.

— Не недяглый ты какой-то. Поцелуй еле выпросила. Пошли.

— Нет, дальше только болото, давай здесь, снимай куртку, кидай на шпалы.

Снова с голодный поцелуй, присела со мной и плавно легла, больно потянув меня за глубоко и сильно засосанный язык. Ее руки снимали с себя сразу все что ниже пояса и, перебирая ногами, скинула клубок одежды в ноги.

Расстегнутый ремень с брюками и трусами неистово выталкивались вниз с меня ее ногами до голени. Я стоял раком, а разгоряченная своей добычей самка держала меня за язык и похотливо радостно трогала обеими руками твердеющий член, ее ноги разошлись и приподнялись, подрагивая от возбуждения.

Тепло началось с головки и поглотило узкую и плотную половинную длину.

О-о-о-о... Наконец, отпустила мой язык и начала интенсивно мне подмахивать, мои руки нашли под курточкой упругие потные сисечки, член больно долбил ее плотную вагину, как почувствовал резкую преграду. Дальше было просто остро больно.

— Давай раком! Резко выдернул свой член, она повернулась ко мне спиной, развела ноги и прогнулась.

— Натяни кожу! Ладно, я сама. Села напротив меня и участливо вздохнула.

— Твой героический член даже не поместится во рту, но я его люблю...

Достала какой-то желтой мази и стала ее наносить.

— Одеваемся и идем дальше.

Язык, член и яйца просто болели, шел в раскоряку, претерпевая боль.

— Тут через болото — пять минут! Одеваем сапоги!

Пять минут превращаются в час. Какой-то дом. Видно, что заброшен. Зашли.

— Будем ночевать. Туман. Можно заблудиться.

Я открываю рот, но мне его закрывает поцелуем.

— Лучше отдохнем, прилюбимся. Печь топить умеешь?

— В детстве топил.

— Тогда вперед, а я пожрать приготовлю.

Словосочетание «прилюбимся» меня зашкалило ощущением близкого болезненного секса, а может это просто обнимемся?

Стало жарко, мы сидели на старом матрасе на деревянном полу. Валя скинула свою туристическую куртку, джинсы и оказалась в спортивном костюме.

— Расстегни сзади, — я завел свои руки под ее куртку, она запищала:

«Холодные же! Кто так расстегивает? Сначала руки согрей!»

Я подошел к раскаленной печи, поднял глаза на грязные окна в облезшей краске и обмер:

Валя, вокруг волки, и очень много!

— Вот сейчас будет настоящая любовь! Тащим все на чердак! Быстро!

Значит, любовь, все — таки. Меня обуял ужас. Я боялся даже смотреть на свой орган.

Одел на себя наши рюкзаки и пополз вверх на вертикальную ржавую железную лестницу. Залез. Бросил рюкзаки на пыльный пол.

Там было тепло от дымовой трубы, валялось много мусора. Стояла железная кровать с пыльным матрасом.