Мэри

так, что у того хрустнули шейные позвонки.

— Пей, мразь вонючая, — и она рывком окунула его голову в ванну с формалином.

Никто даже не двинулся с места. Время шло. Нож студентки в ее руке воинственно подрагивал. Ноги и все тело жертвенного агнца, наполовину погруженное в формалин, дергалось в предсмертных судорогах в такт ножу. Наконец, выпустив последние пузыри воздуха, тело обмякло и само по себе сползло в ванну.

— Вот тебе клятва Гиппократа! — торжественно рявкнула Анжела.

Труп Юрия Гусакова валялся на полу, забрызганный кровью студенток.

Анжела подошла к нему и рухнула на колени: «Мой! Теперь навеки мой, — она нежно поцеловала огромную головку члена, оставляя на ней свою алую, как огонь и как любовь, губную помаду. И, отчаянно завизжав, пронзила себе сердце прозекторским ножом:

Тем не менее, уж не все было столь мрачно в городе Саратове: жизнь покамест текла своим чередом. К слову будет сказано, полную индифферентность к кровожадным зигзагам судьбы проявляла некая Наталья Германовна Врубель, хотя и работала Наташенька ни кем иным как главным редактором газеты «Саратов».

Бог наделил Наталью Германовну весьма щедро. Несмотря на незначительные анатомические диспропорции (длинная талия, заканчивающаяся слишком уж круглой гогеновской задницей и коротенькими пухлыми ножками, а также здоровенная голова, покачивающаяся на лебединой шее), глаза у Наташи были прекрасны, как у породистой кобылы. Голос же был низким и крайне неприятным. Про себя она рассказывала всем одно и тоже: «Мужчины теряют от меня сознание; стоит мне пройтись по улице, из каждой машины, иномарки, я слышу только одно:

— Дэвушка, хочэшь мыллион долларов? Вот баксы, всего двадцать мынут, ну?!

Но я прохожу мимо, отвечая им следующее: «Дебилы, засуньте себе в жопу ваши зеленые!»

На самом же деле жизнь у Натальи Врубель была крайне прозаичной.

1) Ни один мужчина, даже плюгавый, не мог вынести ее пристального, тяжелого как камень самоубийцы, взгляда.

2) Другие, кто смог преодолеть барьер ее очей, оказывались в полной растерянности и: зажимали носы, поскольку от Наташи несколько смердело. Муж (а у нее он когда-то был) постоянно твердил ей: «Честное слово, дорогая! Даже когда я вхожу в подъезд нашего дома, мне кажется, что в каждой квартире лежит по разложившемуся трупу. Господи, неужели так трудно мыться почаще!» — Так восклицал муж. «Я моюсь, дебил!» — отвечала Наташа. «Может быть, тебя свести к врачу?» «Я вполне здорова, дебил!» — отвечала Наташа. Через несколько дней Наташиному мужу стало дышать значительно легче, поскольку он удавился. «Ни фика себе! — сказала Наташа, — какие мы чувствительные!» — она разглядывала добродушное с вывалившимся языком лицо супруга.

Вообще, за Натальей Германовной сызмалетства закрепилась дурная слава. Когда она была еще пятилетним ребенком, мамочка как-то повела ее в зоопарк. Бедные животные заметались в своих клетках. И пожилой леопард, не выдержав дурного запаха, исходящего от девчушки, скончался от инфаркта. И уже в отроческие годы Наташу окрестили не совсем симпатичной кличкой — Душилка: Но все это было давно уже в прошлом.

И вот, в данный момент, будучи главным редактором газеты,